Лора Брантуэйт - Нет правил для любви

Саманта бросила на него взгляд и замолчала. У Джастина было лицо человека, которому в сердце вогнали гвоздь.

— Не слушай меня, я глупости говорю.

— Почему же глупости? — выдавил из себя Джастин.

Саманта промолчала.

— Потому что «невозможности»?

Она снова промолчала.

Джастин посидел рядом еще немного — и вышел. Саманта порезала палец — неудачно острый нож попался ей сегодня. Надо было держать язык за зубами и все. Так просто. Мало ли кому чего хочется…

Его, может быть, тоже гложет тоска по чему-то несбыточному. Перед завтраком Джастин поцеловал ее в щеку и попросил прощения. Саманта тоже извинилась. Ей стоило титанических усилий не разреветься. Она плакала чаще, чем ей хотелось бы, и знала, что никому от этого легче не становится — но все равно плакала.

Что ж, пришло время становиться сильной и удерживать слезы. Хорошее умение, никогда не повредит.

После завтрака она ушла в спальню и взялась за блокнот — тот самый, с единорогом на обложке, большого формата. Книжечка с самым сокровенным.

Когда через полчаса Джастин вошел в комнату, Саманта стояла на коленях возле кровати и лихорадочно что-то записывала в блокнот. Он пожалел, что не может видеть ее лица — оно было занавешено упавшими волосами.

— Ты занята?

Молчание.

— Прости.

— Эй, погоди! Я сейчас… допишу… еще пару строк!

Она подняла на него глаза, и Джастин увидел, что они нехорошо, подозрительно блестят — от слез, но не от слез ярчайшего вдохновения, а от слез печали.

— Читать — даже не проси! — заявила она в ответ на его немой вопрос и еще несколько раз скрипнула карандашом по бумаге. Потом решительно захлопнула блокнот и сунула его в сумку. — Все, готова.

— Хочешь погулять?

— Нет, хочу прокатиться до города за продуктами. А то нам уже грозит голодная смерть.

Джастин усмехнулся:

— Отлично. Тогда я тебя спасу.

— Здорово. Все детство мечтала, чтобы меня спас какой-нибудь принц.

— Только я не принц.

— Ты спаси, а дальше разберемся, — улыбнулась Саманта какой-то странной, рассеянной улыбкой.

Но Джастин чувствовал себя никак не спасителем благородных кровей — скорее уж чудовищем, посягнувшим на божественную красоту принцессы. Но он вел машину, как от него и требовалось, и старался не думать, что Эдмонд как раз отлично подходит на роль принца: у него имидж соответствующий, и происхождение очень даже подходит.

И вообще, во всей этой истории Эдмонд — единственная абсолютно пострадавшая сторона.

Образ Великой Жертвы и Эдмонда, в принципе, тоже не очень вязался в его сознании.

За окном мелькала яркая, сочная, напоенная прохладными дождями зелень. Саманта мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Джастина это насторожило: он никогда не слышал, чтобы она пела, зато слышал, как она говорила, что очень немузыкальна. Ей что, очень легко и весело? Или она, напротив, бодрится изо всех сил?

Джастин не знал даже, что из этого было бы ему более неприятно.

До Клифдена они добрались черепашьим шагом минут за сорок пять и направились в первый попавшийся супермаркет.

Зайдя внутрь, Саманта заметно поколебалась, прежде чем взять Джастина за руку. Оно и понятно. Одно дело — ласки за закрытыми дверьми и плотно задернутыми шторами. И совсем другое — на людях. Тем более когда это уже не игра.

Но любовь втихомолку и тайные свидания — удел любовников-воров. И нет в этом никакой романтической прелести, хоть убейся…

Впрочем, разве они не есть пара преступников, которые украли друг друга у этого мира, у других судеб, у настоящей жизни?

С каждой минутой на душе у Джастина делалось все мрачнее и мрачнее — так бывает в горах перед грозой.

Саманта косилась на него, но впрямую ничего не говорила. Джастин видел, что ей неприятно его состояние, но взять себя в руки все равно не мог. Саманта была красива в своей спокойной сосредоточенности. Джастин понял, что значит красота обыденности. Ему хотелось бы всегда видеть, как она выбирает рыбу, овощи и хлеб.

— Ты злишься на меня? — спросила она, когда они садились в машину.

— Нет.

— А почему тогда так смотришь?

— Думаю.

— О чем? — в тон ему отрывисто спросила Саманта.

— О том, что всего этого мы не съедим до отъезда, и о том, что кто-то приедет после нас и найдет в холодильнике нашу еду…

— И выбросит ее на помойку, потому что она наверняка будет уже испорчена! — вспылила Саманта.

Его настроение бесило ее все больше и больше. Джастин, всегда веселый и спокойный, стал мрачнее тучи. Саманта была в одном шаге от того, чтобы пожалеть о произошедшем.

Раньше у нее были Эдмонд и Джастин. Теперь, кажется, она потеряла их обоих. С Эдмондом ей совершенно искренне больше не хочется быть, она это поняла. Лучше разорвать все сейчас, чем потом каждый день и час чувствовать, что виновата перед ним по гроб жизни, впасть в депрессию, довести невроз до апогея и закончить в клинике для душевнобольных. Да, в дорогой клинике, Эдмонд не поскупился бы для своей благоверной… нет, совсем даже не верной, непорядочной жены.

Лучше быть здоровой, бодрой и порядочной. Хотя бы в будущем.

Кто-то из мудрых писал: прошлого уже нет, будущее еще не наступило — живи настоящим. У Саманты же было чувство, что в ее микрокосме все перемешалось и наверняка в нем не работают уже ни законы физики, ни общеизвестная диалектика. Она доживала последние дни прошлого. Впереди — на расстоянии вытянутой руки или нескольких дней — ее ждало будущее.

Настоящего не было.

И если вчера ей еще казалось, что оно есть и имеет какую-то великую ценность — что ж, человеку свойственно ошибаться.

Вот, например, Джастин. Само обаяние Джастин. Уверенный, мудрый, независимый Джастин, на которого ей иногда так хотелось равняться — куда он делся? Вместо него рядом с ней сидит замкнутый, удрученный, озлобленный мужчина. Быть не может, чтобы несколько половых актов производили с человеком такие метаморфозы!

Саманте сделалось тошно от собственных мыслей, в частности оттого, что она в сердцах обозвала самое прекрасное, что с ней когда-либо происходило, грубым термином из учебника по зоологии.

Ладно, осталось потерпеть совсем немного. Половинку сегодня — и еще завтра. А потом все закончится. И потом она подумает, как жить новую жизнь, которая зависла над ней, как зависает на секунду цунами над островом — прежде чем накрыть его своим огромным, страшным телом.

Вечер прошел более-менее спокойно. Саманте не хотелось возиться с ужином. Проснувшаяся было тяга к созданию уюта улеглась спать обратно, причем в растрепанных чувствах. Разогрели пиццу. Разговаривали мало — между ними, как тяжелая завеса дождя, висело слишком много всего недосказанного.

Спать ложились, не обнимаясь. Саманту это Так задело, что она твердо решила на следующий день устроить Джастину какую-нибудь пакость. Некстати вспомнились слова Мэри — там было что-то о том, как важно в отношениях умение откровенно разговаривать.