Джун Боултон - Наяву как во сне

— Каких еще выходок? — потребовал Мэтью. — Любовь к нашему сыну, встречи с ним, готовность в любую минуту его поддержать, утешить ты называешь выходками?

— Кто тебе сказал, что она утешает его и поддерживает? — У Стефани мелко задрожали руки, и она яростно вцепилась в руль, чтобы Мэтью не понял, насколько велико ее волнение.

— С другой девушкой Кристиан не стал бы так долго встречаться, — сказал Мэтью уверенно.

— Да он же больше не принадлежит сам себе! — с чувством воскликнула Стефани. — Она охмурила его, захомутала, веревки из него вьет, вот-вот превратит в вечного подкаблучника!

— Ерунда! Что за мысли лезут тебе в голову? Не драматизируй, Стефани, не пытайся бороться с тем, чего нет и в помине. Оставь детей в покое, они сами решат, что им нужно. Решат грамотно, в этом я ни капли не сомневаюсь.

Стефани ничего не ответила, даже не моргнула, лишь чуть-чуть приподняла голову, может потому, что не желала сдаваться, или от обиды, что муж ее не понимает. В свои сорок три, хоть и значительно располневшая, она была еще свежа и хороша. Выразительные глаза, широкий белый лоб с единственной еле различимой продольной морщинкой, длинные ресницы, аккуратные темные брови, которые не было нужды ни красить, ни выщипывать… Мэтью долго смотрел на ее профиль, потом взял за руку и негромко попросил:

— Пожалуйста, дай мне слово, что не станешь вмешиваться в личную жизнь Кристиана.

Молчание.

— Стефани? Ты меня слышишь? — более настойчиво произнес Мэтью. — Пойми, так правильнее. За чуткость и тактичность Кристиан будет нам только благодарен.

Стефани медленно повернула голову и устремила на мужа взгляд янтарных глаз. Мэтью в миллионный раз попал в их плен.

— Пообещай, прошу тебя, — прошептал он. Возмущение и гнев вмиг куда-то пропали.

Стефани кивнула.

— Обещаю.

Мэтью наклонился и поцеловал ее во все еще плотно сжатые губы.

— Вот и замечательно. Едем к Паттерсонам? — Он взглянул на часы. — Наверное, уже заждались.

— Угу, — ответила Стефани, послушно заводя мотор. Она нередко подчинялась мужниной воле, стояла на своем до последнего лишь в исключительных случаях, о которых, окрыленный победой, солнцем и верой в лучшее, Мэтью сейчас даже не вспомнил.

Паттерсоны встретили их бурной радостью и обилием угощений. За столом Стефани смеялась и много говорила и в конце концов искусно убедила мужа в том, что в самом деле приняла его точку зрения и успокоилась. Потом вдруг притихла, а когда собрались на прогулку, неожиданно объявила, что у нее ужасно разболелась голова.

Эва предложила ей таблетку, но Стефани не стала ее пить, сказав, что в последнее время старается обходиться вообще без лекарств. Так, впрочем, оно и было, поэтому Мэтью ее ответу нисколько не удивился.

— Пожалуй, я поеду домой, — произнесла она, сжимая виски руками.

— Я с тобой. — Мэтью обнял ее за плечи.

— Нет-нет, — запротестовала Стефани. — Пожалуйста, останься. Пообщайтесь еще, повеселитесь. Ты и так почти не отдыхаешь.

— Как ты поведешь с больной головой машину? — озабоченно спросил Мэтью.

Стефани на миг задумалась.

— Я вызову такси, — нашлась она.

— Может, все же останешься? — спросил Дирк, пристально всматриваясь в ее глаза, будто пытаясь определить по их выражению, насколько сильна боль. — Полежишь немного, потом присоединишься к нам, а?

— Нет, Дирк, не могу. — Стефани со страдальческим видом покачала головой. — Поеду домой, выпью травяного чая и постараюсь уснуть.

— А… — протянул Мэтью, внезапно озадачиваясь, — а как же дети? У них вечеринка… Кристиан надеется, что мы раньше полуночи не появимся…

Стефани опустила веки и приложила к глазам руку.

— Я им не помешаю, — безжизненно произнесла она. — Приеду, скажу, что мне нездоровится, сразу же поднимусь к себе и больше никому не покажусь на глаза.

В душе Мэтью шевельнулась тень сомнения. Он представил себе, как Стефани нарисуется перед Кристианом, который, само собой, отдыхает сейчас с подружкой и, может, даже целуется с ней, когда с губ жены слетел шумный вздох. Недобрые мысли мгновенно выскочили из головы Мэтью.

— Что, очень больно? — заботливо вглядываясь в ее несчастное лицо, спросил он. — Я поеду с тобой, не отпущу тебя одну, слышишь?

— Нет, милый, прошу… — Стефани, сильно хмурясь, прикоснулась пальцами к груди мужа. — Ничего страшного со мной не случится. Как только доберусь до дому, сразу тебе позвоню.

Мэтью упрямо смотрел на нее, не желая уступать.

— Мэт, дорогой, — с мольбой в голосе произнесла Стефани. — Если ты из-за меня оставишь Эву и Дирка, я ужасно разнервничаюсь и вообще раскисну. Не спорь, ну пожалуйста. — Она взглянула на него особенным взглядом, каким смотрела всегда, о чем-нибудь прося, в чем-то пытаясь убедить.

Сердце Мэтью растаяло, как мороженое под июньским солнцем.

— Хорошо, раз ты так просишь, переживаешь за меня, я останусь.

— Замечательно. — На губах Стефани мелькнула слабая улыбка.

Такси не заставило себя долго ждать. Водитель заломил непомерно высокую цену, но Мэтью не моргнув глазом отсчитал чуть большую сумму, отдал деньги жене, поцеловал ее и помог сесть в машину.

— Только сразу мне позвони, ладно? И постарайся как можно быстрее уснуть.

— Постараюсь, — вяло улыбаясь, пробормотала Стефани. — Пока, ребята. Хорошенько отдохните.

Как только дом Паттерсонов остался за поворотом, она стряхнула с себя так искусно разыгранную болезненность и улыбнулась водителю.

— Музыку не сделаете погромче?

Таксист, седой афроамериканец с невообразимо широким носом и толстыми губами, недоуменно сдвинул брови, удивляясь произошедшей в пассажирке перемене, и без слов прибавил громкость.

— Мерси, — весело поблагодарила его Стефани, радуясь, что так ловко обвела вокруг пальца мужа и что вот-вот увидит наконец девчонку, задумавшую коварно украсть у нее единственного сына.

Вечеринка удалась на славу. Народу пришло больше, чем ожидалось, респекты согласились поиграть и попеть и приехали на фургоне с гитарами. Погода стояла целый день как по заказу: безветренная, солнечная, теплая. Казалось, лето решило вернуться и, одержав победу в схватке с тоскливой осенью, воцарилось на земле на веки вечные.

С алых губ Сандры не сходила улыбка. За Джонни целый день присматривала Сильвия, и она уже в три часа, двадцать минут спустя после отъезда старших Адамсов, была у Кристиана.

Какое-то время громадный дом принадлежал им одним. Кристиан с громко бьющимся от волнения сердцем провел подругу в свою комнату, показал ей ее фотографии, которыми увешал все стены, сохранившиеся с детства игрушки, любимые книжки с потрепанными страницами — все, что было ему особенно дорого. Сандра рассматривала каждую вещь внимательно, держала в руках бережно, словно боясь повредить, на книги глядела по-особому, точно мысленно благодаря за воспитание ее несравненного Кристиана.