Эшли Саммерс - Опасное увлечение

Клинт схватил ее за плечи, прижал к себе. Голова у него закружилась, сердце едва не выпрыгивало из груди, и ему стало не хватать воздуха. Но он не мог отпустить ее, нарушить восхитительную связь их душ и тел. Ему хотелось, чтобы поцелуй длился вечно…

— Я возвращусь в среду вечером, — хрипло проговорил он.

— Хорошо. Пойду-ка собирать вещи Кэйти, — сказала Реджина. — Желаю хорошо провести время в Нью-Йорке, Клинт.

Когда она наконец вспомнила про печенье, то нашла в духовке лишь маленькие почерневшие сухарики.

В костюме в тонкую полоску, сшитом в Лондоне, красивых ботинках из кожи страуса и с видавшим виды стетсоном в руке, привлекавшим всеобщее внимание, Клинт Витфилд пробирался через переполненный нью-йоркский ресторан с беззаботным видом уверенного в себе человека. Везде — на желтовато-коричневых равнинах Африки, на туманных бульварах Парижа или здесь, среди сверкающего мрамора нью-йоркского небоскреба, — он чувствовал себя на своем месте.

Жена ввела его в верхние эшелоны общества. Ей достался неотесанный парень, только что окончивший ветеринарный колледж, и она обрабатывала его, как полируют алмаз, который она одна смогла разглядеть.

До сих пор благодаря ей перед ним открывались многие двери, размышлял Клинт, остановившись, чтобы надеть шляпу. Он не обращал внимания на взгляды изящных женщин, сидящих за изящными столиками. В памяти всплыла та неделя, которую они с Барбарой провели в Нью-Йорке, празднуя пятую годовщину свадьбы.

Все было первоклассным. Первый раз в жизни его окружала такая роскошь. И Клинт сам оплатил все до последнего цента. Иначе не было бы никакой поездки, никакого празднования, признал он, выходя в прохладный, туманный солнечный свет. Его упрямая гордость не разрешила бы этого.

Клинт усмехнулся. Упрямая гордость. Он вспомнил, как мерцали глаза Барбары, когда она упрекала его, и не смог вырваться из туманной ткани воспоминаний. В то время он слишком тревожился о ее деньгах. Если бы только он мог понять тогда то, что знал теперь: деньги отнюдь не главное в жизни.

Иногда Клинт задавался вопросом, что же он сделал, чтобы заслужить любовь такой замечательной женщины. Лучше вспоминать о ней, когда солнце светило так мягко и нежно, как сегодня. А в том, что в воспоминаниях был горький осадок, виноват только он один.

Гудок такси вернул его в настоящее. Вздрогнув, Клинт замер на краю тротуара. У него оставалось еще несколько часов, которые предстояло убить до обратного рейса в Хьюстон, и он решил пройти пешком десять кварталов до гостиницы. Ему необходимо размяться. Кроме того, так он доберется намного быстрее, чем те, кто застрял в пробках. Нетерпение, сжигающее его изнутри, гнало Клинта вперед.

Он уже очень давно не чувствовал такого желания вернуться домой. Реджина. Ее имя зажигало в нем пожар. Клинта пугало, что она стала так ему нужна. Возникало тревожное ощущение, будто жизнь выходит у него из-под контроля.

Уже сидя в самолете, Клинт понял: не проходит минуты, чтобы он не думал о Реджине и ее неотразимом обаянии.

Клинт смотрел на облака, проплывающие внизу, но видел Реджину — то смеющуюся, то плачущую, то спящую. Такую беззащитную. Волна нежности окатила его, заставив судорожно ловить ртом воздух. И он снова и снова задавал себе вопрос, на который никак не мог найти ответ: что же ему теперь делать с Реджиной Флинн?

Что же ей теперь делать с Клинтом Витфилдом? Через неделю или две он возвратится в Кению. Клинт сразу дал ей понять, что их отношения временные. Реджина ни в чем не может его обвинить: он не вводил ее в заблуждение.

А как приятно представлять себе, что это ее дом, и когда она откроет дверь, то из октябрьских сумерек попадет в его уют и тепло, где звуки музыки сольются с радостным смехом Кэйти и с голосами двух, а возможно, и трех детей, но громче всех будет смеяться Клинт…

— Давай, давай, мечтай, Реджина, — ворчала она, поспешно проходя по прохладному тихому холлу. Единственными звуками в доме были тиканье часов и цоканье ее каблучков по мраморному полу. Так звучит одиночество, думала она, включая одну лампу за другой.

Когда дом засверкал, ей показалось, что туман одиночества начал рассеиваться. Улыбаясь своей африканской фиалке, Реджина открыла портфель и достала записку от Ламара.

Он предложил Реджине возглавить офис в Далласе. Застигнутая врасплох, она поблагодарила его и сказала, что ей нужно немного времени, чтобы подумать.

Вот и еще одно решение надо принимать, размышляла она, глядя на строки, которые должны опять изменить ее жизнь, если она согласится на перевод. Реджина покачала головой. Не то чтобы ей не хотелось переезжать на новое место, где ее ожидает значительное увеличение заработка, но Даллас был слишком далеко от интерната, где жила Кэйти.

Все решалось само собой, подумала она.

Поймет ли ее Клинт и согласится ли с ней? Возможно, у мужчин совсем другие приоритеты?

Вы не можете остаться, а я не могу уехать.

Собственный голос болезненно задел самые сокровенные струны ее сердца. Еще одно решение, сугубо деловое, которое она приняла не дрогнув, зная, что оно сокрушит ее новую мечту и еще долго будет отзываться болью в душе.

Может быть, мне удастся отговорить его от отъезда в Африку?

Подбородок Реджины приподнялся, когда подобная мысль возникла у нее в уме. Нельзя привязывать Клинта к себе с помощью женских хитростей. Да она и не умела хитрить.

Так отступи, Реджина, отгородись от него стеной, советовала она себе. И ты знаешь, что теперь делать с Клинтом Витфилдом. С ним надо расстаться.

Реджина сунула в микроволновку замороженный полуфабрикат и налила себе стакан молока. Через несколько минут она уже снимала обертку с разогретых макарон с сыром. Поймав свое мимолетное отражение в зеркале, она состроила ему гримаску. Подняв стакан молока, выпила за здоровье своего отражения и засмеялась. Ей предстояло провести дома еще один вечер наедине с собой.

В тот момент она понятия не имела, что сделала бы или сказала, если бы Клинт появился на кухне, хотя решение было принято.

Клинт возвращался с одной только мыслью — как бы поскорее очутиться дома. Вылет из аэропорта Ла Гардиа отсрочили, и самолет простоял два часа на взлетной полосе. Правда, Клинт не испытывал нетерпения, поскольку еще в Кении научился спокойно ждать, лежа в засаде и наблюдая за животными.

Он расслабился, закрыл глаза и позволил воспоминаниям овладеть им.

Рассветы в Серенгети, солнечный свет на влажных от росы травах, желтовато-коричневые холмы, темнеющие на фоне чистого синего неба. Ночи, проведенные под тем же небом, теперь похожим на черный бархат, украшенный блестками бесчисленных звезд, таких блестящих, что они казались ему алмазами, усыпавшими русло древней реки.