Максин Барри - Карибское пламя

Расправив плечи, взяв в руки сумочку из серой кожи, Джоселин с гордым видом вышагивала по своим апартаментам, не обращая ровным счетом никакого внимания на кричащую роскошь вокруг нее. Она ведь собиралась совершить этот круиз не ради своего удовольствия, а чтобы выполнить уже давно откладываемую задачу. Весьма опасную…

Джефф Дойл пригубил бокал с шампанским "Мутон Ротшильд". Оно было отменно холодным и искрилось крохотными пузырьками. Стараясь держаться подальше от гогочущего стада лизоблюдов, окруживших Дэмона Александера, Джефф разглядывал великолепный, роскошный Большой салон, не пропуская ни одной детали. К порученной работе он всегда относился с дотошным усердием. "Нужно быть в любой момент готовым ко всему" — такой его лозунг окупался сторицей. Особенно если учесть характер его, Джеффа, работы.

Большой салон был высотой в две палубы, с площадкой для танцев, выложенной плитами итальянского мрамора, со старомодной сценой для оркестрантов, с громадными, впечатляющими канделябрами из небьющегося стекла, которые убирались в специальные полости под потолком и целиком закрывались передвижными панелями. На таком приспособлении настоял лично капитан из соображений безопасности на случай сильной качки. Большие полотна с изображением морских пейзажей украшали стены салона, и Джефф даже приметил среди них один оригинал самого Тёрнера. Он сразу определил его кисть, хотя сам был выходцем из рабочей среды. Какая жалость, подумал он, если его работодатель вдруг переключится на план "Андромеда". Только подумать, уничтожить всю эту красоту, все это великолепие… Ну да ладно. Джефф, опустошив бокал, потянулся за вторым, вспоминая о своем боссе.

Джо Кинг. Именно он первым оценил все разнообразие его талантов. Джо Кинг, встретив его у тюремных ворот, его, тридцатидвухлетнего, здорового, привлекательного, притягивающего к себе словно магнитом, предложил ему пристанище в своей обширной деловой империи. Джефф широко улыбнулся. И вот теперь он на дружеской ноге с прекрасными людьми, его каштановые волосы подстрижены в самом дорогом лондонском салоне, на нем роскошный, сшитый на заказ костюм. Интересно, что его спутники предпримут, узнай они, кто он такой и чем занимается? Иронично дернув губами, Джефф молча поприветствовал Дэмона Александера, находящегося от него всего в нескольких метрах.

— За "Александрию", — процедил сквозь зубы Джефф. — Либо она в скором времени будет только нашей, либо не будет ничьей…

Верити Фокс стояла посреди свой "скромной", на одного человека, каюты, широко раскрыв рот. Стены были задрапированы бархатом грубой выделки светло-голубого цвета, с серебристым узором, похожим на французские ирисы. Дымчато-серый ковер под ногами толщиной несколько дюймов. Длинные развевающиеся белые шелковые занавески закрывали окно, настоящее окно, а не иллюминатор, а ее кровать, хотя и называлась одиночной, на самом деле могла запросто вместить трех человек. В громадном помещении находились еще диван и пара стульев, письменный стол, стойка для напитков, телевизор, видеокамера и высокочастотный радиоприемник. Подойдя к двери из крепкого английского дуба, Верити провела рукой по ее шершавой поверхности. Все деревянные части на "Александрии" подверглись особой обработке специальным лаком, что делало их огнеустойчивыми. Как приятно сознавать, что ты находишься в таком изысканном уюте и тебе гарантирована абсолютная безопасность.

Толкнув дверь, она обомлела. Она, конечно, ожидала увидеть душ, раковину для умывания. Но только не утопленную в полу ванну-джакузи, душ, все туалетные приспособления, включая биде, и опять мягкий ковер, в котором нога проваливалась по щиколотку. Одна стена состояла из разноцветной керамической плитки с изображением какого-то тропического острова на закате солнца. Пятясь назад, она, не веря собственным глазам, только качала головой. Да, ты явно перестарался, Дэмон, подумала она, широко улыбаясь.

Вдруг раздался густой бас корабельного свистка. Могучий звук долго вибрировал в воздухе. Весело засмеявшись — пожалуй, впервые за последние три месяца, — Верити кинулась к двери, к ближайшему лифту. Она вышла на четвертой палубе, где на шпангоуте висел плакат, на котором было написано большими буквами: "Прогулочная палуба".

Вдоль поручней тесно стояли машущие руками пассажиры, но Верити без особого труда отыскала для себя местечко. Там стоял ящик с разноцветными бумажными лентами — серпантином. Схватив несколько штук в пригоршню, она швырнула их вверх, в воздух. Все пассажиры весело смеялись, наблюдая, как они разматывались на шпульках — красные, зеленые, голубые, золотистые. Некоторые из них попадали в постоянно расширяющуюся между кораблем и берегом полосу водяной глади, другие пикировали прямо в толпу, исчезая под ногами провожающих, которые, неистово жестикулируя, прощались со своими близкими.

Верити вцепилась пальцами в поручень. Медленно улыбка стерлась с ее лица. Задумчиво она направила взгляд на нос корабля, потом посмотрела вверх, туда, где по ее представлению, должен находиться капитанский мостик. Он, конечно, был там, на своем месте. Где же еще находиться капитану, когда его судно отправляется в первый рейс? Верити улыбалась, стараясь представить себе, как он отдает сейчас команды, как зорко следит за всем и вся. Нет, она не станет заводить с ним разговор. Она уже приняла решение. Даже если поступит приглашение посидеть за капитанским столом, она обязательно откажется. Верити оказалась на борту не для того, чтобы постараться заполучить то, что могла бы иметь раньше. Будь у нее тогда больше мужества и здравого смысла, она бы воспользовалась тем шансом, который представился ей, когда она впервые его увидала. Теперь уже слишком поздно.

Сейчас она более или менее смирилась со своей незавидной судьбой. Она отметила Рождество в компании матери. Теперь вот отправилась в круиз с человеком, которого полюбила. Хотя он никогда об этом и не узнает. Нет, она уже счастлива оттого, что находится рядом с ним. Оттого, что может погреться на солнышке. Попрощаться как следует с жизнью. Это будет горько-сладостное прощание. Для чего ей втягивать в свою трагедию кого-то еще? Нет, у нее нет такого намерения. С решительным видом она вновь повернулась лицом к пирсу и смеясь стала бросать последние бумажные ленты в воздух.

Она не заметила Джоселин Александер, которая, стоя на верхней палубе, наблюдала за ней. Лицо ее исказила горестная, отчаянная гримаса.

Только одна пассажирка не вышла на палубу, чтобы попрощаться с Майами. В гостиной своих апартаментов класса люкс Рамона Кинг тихо сидела в английском кресле из настоящей, добротной кожи. Стены гостиной были богато отделаны панелями из тикового дерева. Журнальный стол фирмы "Чиппендейл", сервант от "Шератон", на полу восточный ковер. В спальне стояла кровать эпохи королевы Анны. Напротив висел портрет работы Гейнсборо, после ее пробуждения сразу оказавшийся в поле зрения. Тяжелые портьеры бордового бархата — вообще в каюте преобладали темно-бордовый и светлосерый цвета — завершали интерьер. Рамона пока еще не могла заставить себя осмотреть ванную комнату, так как вся эта красота и роскошь слишком навязчиво напоминали ей о том, за что умер Кейт. Она, правда, еще не знала истинной причины, но была полна уверенности, что все обязательно разузнает. После шока, вызванного гибелью Кейта, прошло три месяца, и теперь она не испытывала ничего другого, кроме злого гнева. Да еще и решимости добиться справедливости.