Элисон Кент - Самый лучший праздник (Сборник)

— Сдаюсь! — воскликнула Брук и повернулась, чтобы установить таймер духовки.

— И когда же тебе надо быть там? — деловито спросила Салли, обращаясь к Джеймсу.

Два года. Именно столько Салли знала Джеймса Маккея. За этот срок можно было по крайней мере привыкнуть к нему. Особенно если учесть, что по роду своих занятий она комфортно чувствовала себя со всеми людьми, даже если знала их меньше двух минут.

Так почему же теперь она ощущала себя четырнадцатилетней девочкой?

Салли Уайт словно никогда и не было четырнадцати лет. Она никогда не испытывала девичьего трепета, никогда не шептала лучшей подружке поздно ночью по телефону о своем увлечении «этим классным парнем».

Она слишком быстро выросла, столкнувшись с жизненными реалиями. Взрослый ребенок, живущий со взрослыми братьями и сестрами, подчиняющийся взрослым родителям. У нее не было нормального детства по общепринятым стандартам.

Так почему же именно в эту секунду внутри у нее все перевернулось?

Ответ пришел так легко, что она не смогла сдержать улыбку. Она просто-напросто влюбилась в Джеймса Маккея, втюрилась как подросток — с тех самых пор, как он поселился в квартире над ней.

Женщины! Нет, он и через миллион лет не сможет их постичь!

Похоже, Брук твердо решила дать Джеймсу Маккею отставку. Во всяком случае, сегодня. Потому что ей надо печь печенье. Да, конечно. Печенье.

— Знаете, вам не обязательно это делать! — Он поднял глаза. Черные, как вороново крыло, волосы, зачесанные назад и собранные в тугой пучок на затылке.

Волосы, которые он хотел видеть мокрыми, под струями воды…

— Я знаю, — сказал он наконец.

— Я хочу сказать, вам не обязательно быть здесь, если вы должны идти в клинику!

Он пожал плечами.

— У меня есть еще время. Если только вы не хотите, чтобы я ушел.

Неожиданно на ее лице появилась застенчивая улыбка. Да он совсем не знает эту женщину! Месяц случайных встреч на лестнице и бессвязные рассказы Джеймса так и не нарисовали четкого портрета Брук.

— Нет. Я хочу сказать, оставайтесь, пожалуйста! Просто, должно быть, очень скучно смотреть, как пекут печенье! — Она засмеялась, и он вздрогнул от этого звука. — Я хочу сказать, я сама ни за что не стала бы смотреть, как кто-то печет печенье!

— Это вполне понятно! Мне бы тоже не хотелось, чтобы кто-то смотрел, как я извлекаю пулю из шестнадцатилетнего мальчика!

Она медленно подняла глаза, ее взгляд теперь был сосредоточенным и спокойным.

— Это случается часто?

— Можно сказать, слишком часто, — мрачно выдавил он.

— Поэтому вы и занимаетесь этим, да? — спросила она, надевая на руку специальную рукавичку. — «Скорая помощь»! Потому что случается то, чего не должно случаться, и вы хотите, чтобы не стало хуже. Если это в ваших силах.

Дункан неожиданно обнаружил, что ему тяжело дышать. Без всякой на то причины. Они с Брук никогда не говорили о том, чем он занимается. Черт, у них никогда не было настоящего разговора! До сегодняшнего дня. И все же она видит то, чего не видит Джеймс, который знает его всю жизнь!

— Да. Это часть моей профессии. Конечно, в ней нет того блеска, что есть в пластической хирургии, — добавил он. — Хотя Джеймсу удалось исправить несколько созданных мною недоразумений!

— Он хорошо делает свое дело, — произнесла Брук утвердительным тоном, но Дункан понимал, что это вопрос.

— Да. Очень хорошо, — кивнул он.

— Что помогает ему получать приглашения на обеды в правление! Или это скорее политическая акция?

Смышленая. Очень смышленая! И не боится трудных вопросов. Еще одна часть портрета, которую Джеймс оставил недописанным. Дункан тут же задался вопросом, что еще ему предстоит открыть в этой женщине.

— Сегодняшний обед, конечно, не повредит. В самом деле, Джеймс так обожает политические маневры, что я не удивлюсь, если через несколько лет он оставит свою практику.

— И уйдет в политику!

На этот раз в ее утверждении не было вопроса.

— Сдается мне, вы не слишком уважаете политику?

Зажужжал таймер духовки, и Брук, прежде чем ответить, вынула противень с печеньем.

— Было бы политически неправильным признаться в некотором двойственном отношении, как вы считаете?

— Я и сам-то плохо разбираюсь в политике. Чего никак не может понять Джеймс.

— Он пытался и вас уговорить пойти на обед?

Дункан наблюдал, как она поставила противень на стол.

— Он пытается направить меня по своей дороге, вымощенной желтым кирпичом. Но сегодня, думаю, его заинтересовала женщина!

— Политически правильная женщина! — уточнила Брук.

— Может быть, — усмехнулся он. — Я бы даже сказал, что Джеймс нашел непревзойденную спутницу. Или вы нашли ему непревзойденную спутницу!

— Потому что они непревзойденная пара! Обоими что-то движет.

— А вами ничего не движет? — Он заглянул ей в глаза.

Она с минуту подумала, затем все-таки нашла ответ:

— Здесь все просто. Когда я пеку печенье, мною движет любовь к Нетти!

По крайней мере она не сказала «необходимость избегать Джеймса». Дункан все больше и больше убеждался, что дело не в этом.

— А ваша любовь к Нетти вызвана…

— Как вы можете об этом спрашивать?

Закончив работу, Брук бросила лопаточку в раковину, но промахнулась. Наклонилась, чтобы поднять лопаточку с пола, и сказала:

— Посмотрите на этот дом! Нетти делает все, чтобы нам всем было здесь хорошо.

— Но разве это не ее обязанности? Как квартирной хозяйки? — Он указал на печенье. — Не станете же вы так трудиться для всех, кто выполняет свои обязанности?

— Нет. Не стану. Но Нетти особенная! — Брук прислонилась к раковине и поиграла рукавичкой, которую уже успела снять. — Она очень напоминает мне мою бабушку.

Вот этого Дункан не ожидал.

— Значит, чтобы устроить в этом доме веселое Рождество, вами движет… — Он не закончил вопрос.

Она лишь пожала плечами.

— Я люблю Рождество! Это преступление?

— Я не особенно хорошо знаю законы, но, думаю, перед правосудием вы чисты!

И по какой-то непонятной причине одержима одним днем в году, таким же, как все остальные дни! Днем, в котором, как и в остальных, двадцать четыре часа!

— Я и не ожидаю, что вы поймете меня, — сухо произнесла Брук.

— Я действительно не понимаю… — виновато развел он руками.

— А я не понимаю вашу неприязнь к этому празднику!

— Это не неприязнь!

— Тогда что же?

Он пожал плечами, затем солгал:

— Безразличие.

— Даже у безразличия бывают причины. Может быть, вас раздражает некий торгашеский дух? — спросила она и продолжила прежде, чем он смог ответить: — Я могу это понять. В этом году гирлянды в «Филдинг-Лейн» появились еще перед Хэллоуином. — Она покачала головой. — Это то, за что мне платят. Я научилась отделять мой собственный праздник от того, что происходит в магазине. Там моя работа. То, что я делаю здесь… я делаю для удовольствия, лучше я не могу объяснить.