Джан Макдэниел - Подарок

Тогда, тринадцатилетним подростком, он был слишком серьезным, слишком напряженным. Отец его много работал и не мог уделить достаточно внимания сыну. Фактически он был заброшенным ребенком, бродил по дому в поисках матери и не находил ее. Ждал ее возвращения и не дождался.

Повзрослев, Саймон решил возместить потерю, обзаведясь собственным семейством. Уж он-то позаботится о том, чтобы его семья жила в достатке и не развалилась из-за безысходной нужды. И в этом жизнь его обманула. Сколько же времени прошло с тех пор, как он утратил мечту о собственном семействе?

Он медленно извлек свою руку из-под свитера Ярдли, обнял ее, ощущая пальцами фактуру ткани, под которой трепетало теплое гибкое тело. Потом наклонился и положил голову ей на грудь. Господи, как громко колотится ее сердце!

А она, совсем как ребенка, гладила его по голове. Саймон закрыл глаза, но даже в этой разнеженности пытался понять, почему он так легко поддался ее соблазнительному очарованию? Ох как быстро рухнули все его умственные построения насчет сдержанности чувств! Стоило появиться этой непонятной женщине, как все доводы рассудка разлетелись в пух и прах. Ей тоже, как видно, было нелегко. Она тоже боялась. Неужели того же, чего и он? Возможности остаться с разбитым сердцем и пустыми руками?

И вдруг, будто угадав его мысли, Ярдли заговорила о своем страхе.

— Знаешь, Саймон, я боюсь того, что ты можешь сделать со мной. Физически мы подходим друг другу, вспыхиваем друг от друга, как порох, брошенный в костер. Но вот мы распадаемся, и это недолговечное пламя сразу угасает в тебе. Это меня и пугает, я чувствую, что ты вновь взял себя в руки и охладел. Меня то и дело охватывает страх, что ты вот-вот переменишься. Весь этот уик-энд мне казалось, что именно так и случится после того, как он закончится. Я не считаю, что между нами существуют какие-то барьеры, не понимаю даже, почему я должна убеждать тебя в этом, но твоя вечная настороженность ранит меня, ибо ты сам воздвигаешь между нами барьеры.

Саймон поднял голову и посмотрел на нее.

— Это ты все время пытаешься отгородиться от меня. Назови это барьерами или как угодно. Я ведь слышал, как ты заскрипела зубами, когда мы с Мими встретились в прихожей.

— Момент, сознаюсь, был напряженным. Но я уверена, что ситуация, возникшая из-за статуэтки, наших с тобой отношений не должна касаться. Неужели ты думаешь иначе, Саймон?

— Спасибо, что хоть сейчас поняла это.

— Саймон, я почти способна понять, почему ты испытываешь потребность тиражировать нашу статуэтку. Я вижу, что ты уверен в своей правоте, и восхищаюсь тем, как решительно ты действуешь, осуществляя задуманное. Но у нас есть проблема гораздо более серьезная, чем какая-то фарфоровая куколка. Я живу и всегда буду жить в Киттридже, ничто не заставит меня уехать отсюда, разве что я сама захочу этого. Ты должен смириться с этим. Когда мы вместе, ты не думаешь об отношениях между нашими компаниями. А когда мы расстаемся, ты сразу вспоминаешь о них, и замыслы твои весьма недружественны.

— Это не относится к тебе. Особенно теперь.

— Вот-вот, именно об этом я и говорю. Но моя семья это часть меня самой, как ты не поймешь! Я знаю, что Мими далеко не святая, но она искренне полагает, что при сложившихся обстоятельствах поступает наилучшим образом. Не суди ее слишком строго. Я очень хорошо к тебе отношусь, и мне хотелось бы, чтобы вы с ней нашли общий язык.

— Тебе пора возвращаться. Ты обещала Мими чаю, боюсь, что она ждет его не дождется.

— Доброй ночи, Саймон, — грустно проговорила Ярдли, направляясь к входной двери.

Он взглянул на дом как раз в тот момент, когда в одном из окон задернулась штора. Мими. Она следила за ними.

Ярдли поставила на поднос чайник, чашку с блюдцем, сахарницу, молочник и положила рядом с салфеткой цветок, сорванный ею с клумбы перед портиком. Все это она делала не торопясь, стараясь, чтобы лицо ее успокоилось и не выдало бабушке того огорчения, которое доставил ей разговор с Саймоном.

Она любила этого человека как никого никогда не любила. Более того, по его взглядам и прикосновениям она чувствовала, что он отвечает ей взаимностью. Ох, если бы только он сказал ей, что любит ее, все остальное тогда просто не имело бы значения. Но он не мог или не хотел признаться ей в этом, отчего она чувствовала себя опустошенной. Нет, она не должна давать волю своим чувствам, не будучи уверена, что тоже любима. Безответная любовь представлялась ей чем-то совершенно недопустимым. И она была уверена, что сумеет обуздать свои чувства.

А может, Селина права? Ярдли никак не могла отделаться от этой мысли. Разве не мог Саймон завладеть ее душой и телом только для того, чтобы с большей легкостью достичь своей цели? Иначе говоря, пока она будет таять в его объятиях и предаваться бесплодным мечтам, забросив дела собственной фирмы, он быстренько состряпает все это дельце с распродажей, после чего она станет ему не нужна.

Нет, она должна хорошенько все обдумать и в следующий раз знать, чем можно остановить его. Конечно, она любит его, но не настолько же поглупела, чтобы позволить ему повредить ее компании, имеющей прекрасную репутацию.

В кухню вошла Селина, за которой проворно семенил Кэйси. Она рассеянно взглянула на поднос, который приготовила для бабушки Ярдли.

— И часа не прошло, — раздраженно сказала Селина, — как Мими вернулась домой, а уж взяла меня в оборот насчет свадебных приготовлений, тебя же заставила возиться с ее чаем, спугнув Саймона.

Ярдли мягко взглянула на сестру и постаралась ее успокоить.

— Она опасается, что ты уедешь, так и не позволив ей сыграть тебе свадьбу. Я, по правде говоря, тоже. И Саймона, к твоему сведению, на ночь здесь оставлять я не собиралась.

Селина нахмурилась.

— Ты просто не хочешь меня слушать. Да ей наплевать на меня, просто она хочет устроить представление для друзей, чтобы все знали, какая я порядочная женщина.

— Селина, ты нечасто у нас бываешь, но всякий раз очень строго осуждаешь все поступки и намерения Мими.

Селина пожала плечами.

— Ты не допускаешь, что я и приехала лишь для того, чтобы навестить свою бабушку? Может, мне необходимо с кем-то поговорить. Вас же обеих заботит лишь одно — замужем я или нет. Вы хлопочете о благопристойности моего поведения и о том, что скажут обо мне в обществе, и до откровенного родственного разговора дело просто не доходит. А что я чувствую и переживаю, никому не интересно.

Во взгляде Ярдли на сестру сквозило удивление и озабоченность. Почему возвращение Мими так на нее подействовало?

— Я бы с удовольствием выслушала тебя, но ты же ничего не говоришь. Ты сама знаешь, что я люблю и тебя, и Кэйси, и хочу, чтобы вы оба были счастливы, имея кого-то, кто будет любить вас и защищать от всех жизненных напастей. Ведь ты наверняка думала, что все это может дать тебе Бо, раз согласилась выйти за него замуж. Лично мне кажется, что ты боишься Бо, боишься любви и реальной жизни с человеком, который, по всему видно, дорожит тобой и хочет, чтобы ты зажила с ним стабильной жизнью. Неужели воспоминания о прошлой любви тебе дороже, Селина?