Эмма Ричмонд - Сюрприз для мужа

— Боже праведный, — вздохнул Себастьен. — А когда же я послал ту записку?

— Через три дня.

— А Натали?

— Она приехала через день после этого.

Они словно выдохлись и сидели, грея руки о чашки и задумчиво глядя на кофе. Джеллис снова вздохнула.

— Уже поздно, — пробормотала она.

— Да. Мне лучше поехать в отель.

— Нет! Извини, я просто хотела сказать… — Она быстро посмотрела на него, потом отвела взгляд и смущенно улыбнулась.

— Что если я остановлюсь в отеле, — договорил он за нее, — то все подумают, что…

— Да. В маленькой деревушке все про всех все знают, и…

— Но ведь это никого не касается, кроме тебя?

— Да. Нет. Я никому не говорила, что…

— Я бросил тебя?

— Да. — Она смутилась, потом глубоко вздохнула и спросила: — А на сколько? То есть…

— Сколько дней я здесь пробуду?

— Да.

— А сколько дней мне разрешат провести здесь, Джеллис?

Она посмотрела на него и осторожно спросила:

— Разрешат?

— Да. У меня ведь нет на это абсолютного права, не так ли? Но он мой сын, и я хотел бы узнать его, узнать, какой он, понять его.

— Да, конечно.

Он протянул руки через стол и взял ее ладони в свои, не обращая внимания на то, как она напряглась, пытаясь высвободиться.

— Посмотри на меня, Джеллис.

Она нерешительно подняла глаза, с трудом сглотнула и стала ждать.

— Я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я был здесь, понимаю…

— Не то что «не хочу», — поспешно поправила его она. — Не могу. Не могу, — повторила она. — Я говорила тебе…

— Да. Говорила, что, возможно, ко мне никогда не вернется память, и…

Она закрыла глаза и мысленно помолилась.

— Не делай этого, — в страхе прошептала она. — Не делай этого.

— Я должен. Мне надо. Он мой сын. Позволь мне остаться ненадолго, пожалуйста, чтобы я мог узнать его. Я потерял память, всю жизнь. Не дай мне потерять и сына.

«О, как это несправедливо. Но он прав. Как я могу прогнать его? Поэтому я не сразу сказала ему о ребенке».

— Ты позволишь мне остаться, Джеллис?

Она беспомощно кивнула.

— Спасибо. И что бы ни случилось, я всегда позабочусь о том, чтобы ты и ребенок были материально обеспечены. Ты позволишь мне по крайней мере это?

— Да.

— А кстати, как ты со всем этим справлялась? Тебе помогали родители?

— Нет, — тихо ответила она. — Этот коттедж принадлежит моему дяде. Он разрешил мне жить здесь бесплатно, и у меня есть немного своих денег. До того, как я встретила тебя, у меня было небольшое дело, связанное с оформлением дома, — занавески, одеяла, подушки, все в таком роде.

— Ну и как шли дела?

— Неплохо. У меня не было магазина, я работала на дому. Жила на комиссионные, — туманно объяснила она.

— А сейчас?

— Я сделала несколько стеганых одеял, занавесок, когда приехала сюда…

— Вот эти?

— Да. Кое-кому они очень понравились, о них рассказали в округе… Я сделала не так много, у меня не было времени, — с мимолетной улыбкой сказала она. Однако она не очень следила за тем, что говорила, не слишком внимательно прислушивалась к его вопросам. Она ощущала его прикосновение и думала о том, что он остается. О том, что они будут вдвоем в этом доме. В очень маленьком домике.

— Здесь только одна спальня, — глухо сказала она.

— Я могу лечь на диване.

— Он очень короткий, — неуверенно сказала она.

— Как-нибудь устроюсь.

— Коттедж невелик, — в отчаянии пролепетала она. — Спальня и ванная наверху, гостиная и кухня внизу. Я хочу сказать, тебе лучше… Конечно, глупо волноваться о том, что подумают соседи…

— Но ведь они — твои соседи, — мягко перебил он. — И это твоя жизнь, не так ли?

Она отвела от него глаза и кивнула. «Но я не хочу, чтобы это была только моя жизнь. Я хочу, чтобы это была наша жизнь. Но этого не может быть». Не зная, что еще сказать, она почувствовала облегчение, услышав, что ребенок проснулся и заплакал.

— Похоже, он знает, что сейчас будет, — пробормотала Джеллис. — Я схожу за водой, и мы его выкупаем.

Она поспешила на кухню, налила воды в тазик и аккуратно принесла его в гостиную. Мысленно упрекая себя за глупость и нервозность, она поставила тазик на пол и взяла у Себастьена ребенка.

— Надеюсь, с легкими у него все в порядке? — иронично спросил Себастьен, поскольку ребенок продолжал кричать во всю мочь.

— Да, — согласилась она и посадила сынишку на пол. — Тише, тише, — успокаивала она его. — Люди подумают, что я плохо обращаюсь с тобой. Он ненавидит, когда его купают и переодевают, — объяснила она, чувствуя необходимость поддержать разговор. — А если тебе это кажется ужасным, то что ты скажешь, когда услышишь, как он орет во время утреннего купания? Бог знает, о чем только думают соседи.

— Это точно, — согласился он и с удовольствием принялся рассматривать своего орущего краснолицего сына. — Ты так здорово справляешься, — похвалил ее он.

— Практика.

— Да, — подтвердил Себастьен. — Наверное, очень трудно, — угрюмо прокомментировал он, — все делать одной.

— Иногда, когда он расстроен и много плачет или я чувствую себя усталой… Но ведь у меня нет другого выбора. Мне просто приходится ко всему приноравливаться, жить одним днем. Мои родители помогали бы мне больше, если бы я позволила им это. Может, я и кажусь хрупкой, — смущенно улыбаясь, добавила она, вспомнив слова медсестры, — но на самом деле я крепкая. И вообще, так много женщин в моем положении, да еще без работы, которая есть у меня. Я могу работать дома, мои родители всегда помогут, когда мне это понадобится… — «Но ночи такие одинокие. Без теплых, надежных рук любимого мужчины». Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала: — Я старалась изо всех сил.

— Я не критикую тебя, Джеллис.

— Хорошо. Потому что как бы там ни было, но факт остается фактом: ты имел связь с другой женщиной и бросил меня. Я не могу забыть этого, Себастьен. Не могу закрыть на это глаза.

— Да, — согласился он.

— Если бы я знала, или бы мы обсудили это, или ты бы сказал мне, что разлюбил меня, если бы ты был со мною честен… Все тогда было бы по-другому, потому что в жизни такое случается. Но ты этого не сделал. Боль моя могла быть меньше, если бы я знала. Шшш, — обратилась она к ребенку. — Скоро будешь купаться.

Проверив температуру воды, она стала купать малыша.

Потом мельком взглянула на Себастьена и тихо сказала:

— Может, это звучит грубо, но я хочу быть честной. Я не могу этого забыть, как бы ни хотела.

— Не можешь, — сказал он, глядя, как она одевает ребенка в пижаму.

— Пойду принесу его молоко и кашу. — Она передала мужу ребенка и пошла на кухню.

Увидев заветную бутылочку, малыш перестал плакать и, глядя на мать, засиял и сразу стал воплощением кротости, словно никогда за свою короткую жизнь не проявлял таких вспышек гнева, как минутой раньше.