Эмма Ричмонд - Сюрприз для мужа

Остановившись перед дверью их квартиры, Джеллис попыталась прочитать в глазах Себастьена хотя бы намек на какое-то замешательство. Серый камень, строгие оконные переплеты. Небольшой, обычный — просто дом.

Наблюдая за ним, она заметила, что Себастьен совершенно ничего не узнает. До боли знакомым движением он отпер ворота и застыл перед ними как совершенный незнакомец. Белая полоска на его левом виске казалась знамением пришельца из других миров. Волосы на шраме никогда уже не станут темными. И эта белая прядь будет неким вечным напоминанием. Он повернулся, посмотрел на нее и криво усмехнулся.

Однако глаза его оставались мрачными. Как и ее глаза. Она вынула ключи, отперла дверь и прошла в милую квартирку, которая вдруг показалась ей холодной, пустой, безжизненной. «Может, мне лучше оставить его? — подумала Джеллис. — Пусть сам разберется. Сам придет к каким-нибудь выводам».

— Ты хотел бы побыть один? — тихо спросила она, но он покачал головой. — Тогда я приготовлю кофе, ладно? Агент сказала, что купит для нас продукты.

— Давай, — рассеянно согласился он и бросился в кресло.

У Джеллис дрожали руки. Она пошла на кухню, чувствуя, как на нее нахлынули воспоминания. Она поспешно попыталась отогнать их прочь. «Мне надо крепиться. Не принимать все близко к сердцу».

На столе стоял пакет с кофе. И там же — сахар и свежий хлеб. Холодильник был включен. Внутри оказались масло, молоко, какие-то овощи, фрукты. Глубоко вздохнув, она включила электрокофейник, потом открыла дверь на другой небольшой балкон. Растения на нем тоже были в полном порядке. С моря дул прохладный ветер, однако было не так холодно, как в Англии. И не так мрачно. «Мрачно только у меня на сердце, — подумала она. — И очень тяжело».

В последний раз, когда они приезжали из Англии в Коллиур, она делала все то же самое. Включила электрокофейник, вышла посмотреть на свои растения. А Себастьен тем временем выгружал их багаж. А потом подошел к ней сзади, обнял ее за талию, прижал к себе и прикоснулся губами к ее виску.

— Пойдем в кроватку? — предложил он с бесовскими искорками в глазах. И, подхватив ее на руки, понес в спальню. Глаза его смеялись, губы изогнулись в озорной улыбке, которая всегда обезоруживала ее. Они упали на широкую кровать и занялись любовью. Как много в них было страсти! А теперь они чужие. Вдруг Джеллис стало страшно. Ее испугало мрачное, пустое и неопределенное будущее.

Она прогнала воспоминания, вернулась на кухню и вытащила массивные кофейные чашки, которые они вместе купили на рынке. При мысли о том, как все могло бы быть хорошо, на ее глаза навернулись слезы. «Может, мне надо было надеть его любимое платье в надежде, что это оживит в нем память о былом? — с горечью подумала Джеллис. — Надо было подушиться его любимыми духами, распустить волосы, ведь ему так нравилось это… И тогда, быть может, его глаза, в которых всегда было полно смеха и любви, зажглись бы воспоминанием. И что же потом? Как он объяснил бы свое поведение? А вдруг никакого объяснения и нет? Что, если он просто разлюбил меня? Или нашего сына?»

Джеллис оставила кофе процеживаться и пошла к Себастьену. Она вновь ощутила свою зависимость и потребность в нем. Себастьен был в их прежней спальне. Открыв дверь гардероба, он рассматривал несколько новых платьев, аккуратно висевших на вешалке. Тихо застыв в дверях, Джеллис наблюдала за ним. Ее мучила безнадежная тоска по прошлому, которое она так хотела бы возвратить. Как бы ей хотелось, чтобы Себастьен повернулся к ней, улыбнулся и сказал, что все помнит, что все в порядке. Однако он этого не сделал, а продолжал безнадежно и мрачно всматриваться в содержимое гардероба. Глядя на этого чужого ей человека, Джеллис попыталась возненавидеть его. И не смогла. Он вытащил пиджак, надел его и мрачно улыбнулся. Пиджак туго обтянул его спину.

— Я располнел.

— Это не полнота, — поправила Джеллис. — Ты просто накачал мышцы. — Она вовсе не собиралась его жалеть или сочувствовать ему. Все это невольно выходило само собой. Этот некогда безгранично любимый ею человек так страшно отдалился от нее…

Себастьен снял пиджак, повесил его на плечики и повернулся к Джеллис.

— Помоги мне, — тихо попросил он. — Скажи мне, каким я был раньше. У меня такое ощущение, будто я не существую. И никогда не существовал. Я помню только грязный грузовой корабль и этих грубиянов повсюду. Я смотрю на тебя, но не знаю, кто ты. Наверное, мы целовались, занимались любовью…

Отвернувшись, Джеллис попыталась заговорить ровно, безразлично.

— Да. — Однако ни ее сердце, ни душа не были безразличными.

— Но я ничего не помню! — устало вздохнул Себастьен и потер себе лоб.

— Не пытайся себя насиловать.

— Почему? — отрывисто спросил он. — Ты что, специалист по травмам головы? Ты что-нибудь смыслишь в амнезии? Прости, — вымученно извинился он.

— Все в порядке. Но ты и правда ожидал, что на тебя нахлынули бы воспоминания, едва ты переступил бы этот порог?

— Да, — задумчиво ответил он. — Кажется, я так и думал.

— В таком случае весьма сожалею. Я расскажу тебе все, что смогу, сделаю, что смогу, но…

— Но это ничего не даст, не так ли? Последний осматривавший меня доктор сказал что-то насчет блокировки памяти. Но почему? Почему это случилось со мной? Что же произошло, Джеллис?

— Не знаю.

— Ты опасаешься меня, разве не так?

— Я пытаюсь возненавидеть тебя, — еле слышно произнесла она. Подойдя к окну, она стала смотреть на море. Ей было легче, когда она не видела Себастьена. — Больше года мы были друг для друга всем. По крайней мере, я так думала. Я любила тебя. Душой и сердцем. И я думала, что ты испытываешь ко мне те же чувства.

— А я не испытывал?

— Очевидно, нет, — удрученно ответила она.

— Но ведь никакого намека на это не было? Просто в один прекрасный день я ушел? Прислал тебе записку? И что я там написал?

— Что ты не вернешься.

— И больше ничего? Ничего не произошло? И что я сказал? Или сделал? — Он подошел к ней, медленно развернул к себе и посмотрел на ее прелестное лицо. — Должно быть что-то еще! Должно быть! Ты говорила, что искала меня…

— Да. Я не могла поверить в это. И мне надо было знать, что происходит. А потом…

— Что потом? — подсказал он.

Она покачала головой. Какой смысл говорить ему о Натали? От этого у него еще больше все перепутается в голове.

— А потом я поехала в Англию, — сказала она. Дни, недели проводила она в тревоге, не зная, где он, что с ним стряслось. И в конце концов она попыталась заставить себя забыть обо всем, что случилось, почему он сделал то, что сделал. Она как-то приноровилась к новой жизни, потому что теперь ей надо было заботиться не только о себе одной. Но она не могла сказать ему об их сыне. Пока не могла.