Карен Зее - Лунная соната

— Сегодня отменили занятия, — объяснила она. — Решила проверить, чем ты тут занимаешься в мое отсутствие.

— Рад за тебя и за себя. Пойдем, я покажу тебе дом. — Он схватил ее за руку и потащил вперед, увлеченно рассказывая о строительстве.

— О, ты уже много сделал. — Она почти с благоговейным восторгом смотрела на его творение, мысленно ругая себя за опрометчивые выводы: какой же он трудяга, какой умелец, а она считала его бездельником, способным только читать детективы и увиваться за женщинами. — Дэвид, мне казалось, что ты говорил о себе как о строителе мостов и дорог, но про дома ты не упоминал.

— Ну, это не очень трудно. Если ты знаком с основами строительного дела, то вполне можешь справиться, тем более дом-то совсем простой, как видишь. И потом, мне понравилась сама идея, что у меня будет пристанище, куда я всегда могу приехать. Сейчас мне не нужен большой дом, я ведь уезжаю в Мексику года на два-три. Вот когда вернусь… — Они помолчали, а потом он вдруг сказал: — Почему бы нам как-нибудь не пообедать в приличном ресторане?

Саманта посмотрела на него: опять шутит? Но Дэвид был серьезен. Они сели в его грузовичок и поехали к дому. Но и там Дэвид продолжил развивать свою мысль:

— Мы пойдем во французский ресторан, там изумительно кормят.

Господи, какая нормальная женщина в расцвете лет откажется провести романтический вечер с мужчиной, подобным Дэвиду?

— Мы закажем самые изысканные французские блюда и вино, и ты будешь есть, пока не превратишься в сдобную булочку…

— Я не говорила, что согласна превратиться в булочку, — отшутилась Сэми.

— А мне показалось, что в твоих прекрасных глазах читается согласие! Неужели я недостоин твоего высокообразованного и высоконравственного общества?

— Ты невозможен. — Сэми едва сдерживала улыбку.

— Правда? В глазах близких мне людей я считаюсь чрезвычайно положительным. Ты единственная, кто отчитывает и воспитывает меня, как мальчишку.

— Значит, вы лишены недостатков, мистер Макмиллан? А куда же подевалось ваше чувство юмора?

Он улыбнулся.

— С тобой потеряешь не только чувство юмора, но и голову. Так хочешь в ресторан?

— Очень!

Саманта не кривила душой: ей вдруг до того захотелось съесть что-нибудь другое, кроме опостылевших гамбургеров и тостов, что она даже задохнулась.

К черту сдержанность и здравый смысл!

Саманта сидела у себя в комнате, размышляя о том, что ей надеть. Ее гардероб был скромным и совершенно не подходил для походов в рестораны. Юбки, блузки, джинсы, шорты, футболки — ни одного платья. Она почувствовала отчаяние. Дэвид наверняка оденется шикарно, а она с ним рядом будет выглядеть какой-то провинциалкой.

Неужели он не понимает, что она не может покупать себе модные туалеты и шикарную обувь? Что ж, наденет то, что есть. Если ему не понравится, пусть пеняет на себя. В другой раз подумает, прежде чем приглашать ее куда-нибудь.

Саманта вспомнила о Сюзанне: можно было бы что-нибудь взять у нее, но Сюзанна повыше и покрупнее… Все, наденет свое. Кремовая юбка и черная блузка всегда выглядят пристойно. Да, скромно, но элегантно. Зато у нее есть такое ожерелье, которое вряд ли еще у кого-нибудь найдется, и не только в ресторане, а и во всей Виргинии.

Дэвид оценил и наряд, и старинное ожерелье. Саманта в ожидании заказа стала рассказывать ему о своей прабабушке-англичанке. Она была помолвлена с одним достойным молодым офицером, который служил в Индии. Во время одного из отпусков он и привез прабабушке в качестве свадебного подарка это опаловое ожерелье. Свадьбу должны были сыграть через год, но жених не вернулся из Индии — через месяц он умер от укуса ядовитой змеи. Прабабушка долго горевала по своему жениху, а потом вышла замуж, и они эмигрировали в Америку, где ее муж собирался разбогатеть и сделать карьеру, но вместо карьеры наделал двенадцать человек детей. А ожерелье досталось по наследству Саманте.

Дэвид тоже поведал ей романтическую историю о своем прапрадеде-пирате, который нагонял страху на все суда в Карибском море.

Так, беседуя и наслаждаясь изысканной едой, они болтали, все больше узнавая друг о друге, и Саманта как-то легко и спокойно рассказала ему о Джейсоне, о его неблаговидном поведении как отца.

— Значит, он оставил тебя с грудным ребенком?

— Кевин был неспокойным малышом, он ему мешал отдыхать после работы.

Дэвид задохнулся от возмущения. Собственный ребенок может мешать? Какая дикость! Он стал горячо доказывать Саманте, что Джейсон вряд ли дал бы мальчику то, что может дать настоящий отец.

Саманта не вытерпела и задала ему вопрос, который уже давно ее мучил: был ли он женат и как жена смотрела на его постоянное отсутствие?

— Я был женат, но давно. — Дэвид взял бокал, отпил порядочный глоток вина и не сказал больше ни слова.

Она так и думала. Но задавать другие вопросы побоялась: у него вдруг стало непроницаемое и чужое лицо. Значит, еще не время спрашивать, видимо слишком тягостным было расставание.

Саманта вздохнула и переключилась на омара. Она давно так вкусно не ела, а если честно, то вообще не пробовала многие блюда, стоявшие перед ней.

Дэвид рассказывал о своих детских годах, а она думала, что такого детства, как у Дэвида, у Кевина никогда не будет. Каким вырастет Кевин? Будет ли он так же любить свою работу, как Дэвид? Какую профессию он себе выберет? Не затаит ли он обиду на мать, которая не смогла сделать его богатым? Очень много вопросов возникало у нее в голове, на которые она не могла ответить.

— Я строил мосты и дамбы у себя в парке, — говорил Дэвид, глядя на нее так, как будто она была с ним там, рядом, в родовом имении. — А ты о чем мечтала в детстве?

— Ну, я, как и все девочки, мечтала иметь любящего мужа, много детей, богатый красивый дом, в котором я была бы хозяйкой… Еще мечтала, что буду учительницей. — Саманта нахмурилась, потом как-то виновато улыбнулась. — Вот и все.

Но про себя она добавила: а сейчас я одна, без мужа, у меня один ребенок, я изучаю неинтересное мне дело и не имею дома. У меня никогда не будет любимого мужа, я не узнаю, какое это счастье — просыпаться утром в его объятиях.

Она видела себя счастливой матерью, женой, хозяйкой… Почему она не родилась в прошлом веке, когда эти нехитрые семейные радости были уделом каждой женщины?

— Значит, ты хотела иметь много детей?

— Поздно об этом говорить. Мне почти тридцать.

— Старушка!

— Это не смешно.

Он улыбнулся:

— Саманта, ты ужасно забавная, твоя серьезность придает тебе удивительное очарование. — И вдруг он, к своему ужасу, увидел, что она заплакала.

Отодвинув стул, Сэми схватила сумочку и вылетела из зала. В дамской комнате она причесалась, попудрилась и, глянув на себя в зеркало, осталась довольна. Ну, теперь все в порядке, только к чему эти слезы? Что обидного он сказал?