Кэролин Грин - Ангел-хранитель

Ким всегда казалось, что, когда двое расстаются, без скандала не обходится. Как и без разбитого вдребезги сервиза.

На самом же деле — ничего подобного. У нее просто недоставало сил повысить голос. На месте прежней любви к Джеральду Киркленду обнаружилась пустота. Что же до сервиза… Ей нравился этот белый с голубым узор. Когда-то сервиз принадлежал маме. Потом отец подарил его ей к намечавшейся свадьбе с Джеральдом. Ким слишком дорожила изящным фарфором, чтобы переводить его на такого типа, как Джеральд.

Ее жених, теперь уже бывший, выслушал Ким довольно спокойно. Как будто она сказала, что отключили электричество и придется ужинать в ресторане.

Ким распахнула входную дверь.

— Если вдруг что-нибудь забудешь, я упакую и отошлю тебе домой, — сказала она, хотя в голове крутилась мысль сжечь все, что останется от него, или избавиться от вещей, продав на барахолке. Но слишком сильна еще боль, чтобы тешить себя мыслями о мести. Ким хотелось побыстрее выставить его — из своего дома, из своей жизни, из своих мыслей. Но прежде всего из своего сердца.

Джеральд нагнулся за чемоданом. Под белой накрахмаленной рубашкой обозначились внушительные бицепсы. Он попытался было по старой памяти чмокнуть ее в щеку. Ким отстранилась. Джеральд, видно, понял, что ведет себя глупо.

— Это большая ошибка. Ты делаешь поспешные выводы. Будь благоразумна, забудь о том, что видела. Все образуется, вот посмотришь.

Он ослепительно улыбнулся. Совсем недавно эта улыбка вызывала у нее слабость в коленях.

Ким сильнее стиснула дверную ручку. Она считала себя человеком терпимым. И могла примириться со многими недостатками в людях, кроме лени и лжи. Нет, ленивым Джеральда не назовешь. Ей нравилась его целеустремленность. Хотя по виду Джеральда, по его сшитому на заказ костюмчику, облегавшему широкие плечи, узкую талию, ягодицы и мускулистые ноги, и не скажешь, что он работяга, но она еще не встречала человека, умевшего так, с головой, погрузиться в работу. Он отличался честолюбивыми мечтами и высокими запросами. И готов был в лепешку разбиться, лишь бы только добиться своего.

Но вот вранье…

Когда Джеральд начал вдруг избегать ее под предлогом работы, у Ким зародились подозрения. Но она все не верила, даже тогда, когда он однажды заявился поздно вечером, пропахший женскими духами с цитрусовым ароматом. И вчера, когда он сказал ей, что будет работать в обеденный перерыв, она так хотела верить ему…

Вчера Ким припарковалась недалеко от офиса, чтобы купить себе сандвич, и обнаружила поблизости «линкольн» Джеральда. Ее удивление возросло, когда она увидела женщину на сиденье рядом с ним. Шляпа скрывала лицо, но угадывалось что-то знакомое. Видимо, Джеральд не дозвонился ей и решил пообедать с кем-нибудь из офиса, попыталась оправдать его Ким. Она решила, что он тоже направляется в закусочную, и пошла к ним, желая присоединиться. Но Джеральд проехал дальше и не повернул к их обычному месту встречи.

Вместо этого он вырулил на стоянку небольшого мотеля. Держась от них на расстоянии, Ким в ужасе наблюдала за происходящим. Парочка в обнимку вошла в мотель.

И вот теперь Ким стоит, прислонившись к двери, чтобы удержаться на ногах, а Джеральд убеждает ее оставаться благоразумной.

Ким не хватало воздуха. В груди словно ком застрял, и она лишь судорожно вздохнула.

— Ладно, — жалобно пискнула она, — буду благоразумной. — И, вглядевшись в его лицо, зная, что найдет там больше правды, чем в словах, она медленно и осторожно спросила: — Признайся честно, зачем ты был с той женщиной в «Келони»?

На мгновение Джеральд отвел взгляд, потом снова посмотрел ей в глаза.

— Я уже говорил тебе — неплохо бы нам обсудить все в спокойной обстановке.

Его пальцы то сжимались, то разжимались на ручке портфеля. Она заметила это нервное движение.

На удивление ровным голосом Ким спросила:

— Зачем вы расписались в журнале как Киркленды?

Она не хотела говорить этого. Ведь он поймет, как она опустилась: стала следить за ними. И решив, что он ей небезразличен, начнет извиняться из жалости к ней да твердить о том, как любит ее. Гордость не позволит Ким выслушивать такое.

Джеральд избегал ее взгляда и смотрел на свою машину. Он уже вышел и теперь стоял на серых ступеньках, ведущих с широкого крыльца старого фермерского дома. Переложив портфель в другую руку, он открыл было рот, собираясь что-то сказать.

Ким замотала головой. Хватит с нее вранья. Джеральд закрыл рот и мрачно кивнул ей.

— Осторожнее за рулем, — пожелала она ему и подумала, что его машина в последний раз отъезжает от ее дома. Как глупо с ее стороны говорить такое! В душе она желала никогда больше не видеть его…

Не прошло и часа, как зазвонил телефон. Ким подумала, что это Джеральд решил объясниться еще раз, и не стала снимать трубку. Включился автоответчик.

После сигнала последовало молчание, будто кто-то колебался, затем зазвучал женский голос:

— Это реанимационная палата больницы. Я звоню вам…

Ким схватила трубку.

— Да, да, слушаю! — Ее сердце бешено забилось. Со времени последней операции состояние отца вроде улучшилось. Она боялась услышать плохие новости, а в том, что они плохие, у нее не было никаких сомнений. Может даже, случилось самое страшное. Если у него рецидив, она должна быть рядом. — Что случилось? Как он?

Женщина молчала, и запаниковавшая Ким предположила самое худшее.

— Вы мисс Барнет? — спросила наконец женщина.

— Да, — нетерпеливо бросила Ким, — да, это я.

— Ваше имя указано как имя человека, с которым можно связаться в экстренном случае.

— Что случилось? Он очень плох?

— Вам лучше приехать, мисс Барнет. Он может не пережить ночь.

Во рту у Ким пересохло. Несколько секунд она молчала, затем спросила хриплым голосом:

— Опять сердце?

— Мне ничего не известно о его проблемах с сердцем, — мягко ответила женщина. — Мистер Киркленд попал в автокатастрофу, три машины разбились.

Джаред глянул исподтишка на своего партнера по фенуки. Затем быстро сунул руку в складку рукава своего белоснежного одеяния. И вытащил превосходное позолоченное перышко. В полной уверенности, что никто не заметил его ловкого трюка, он положил припрятанное ранее перо поверх простеньких беленьких перышек двух других игроков.

— Фенуки! — выкрикнул Джаред, в который раз за эти сто лет становясь победителем. При этом он почувствовал, как его нимб сместился влево. Будто давал знак другим, что, как и раньше, победа досталась ему ловкостью рук.

Джаред подсчитывал трофеи, когда тяжелая рука Мердада опустилась на его плечо. Мердад говорил спокойно, но в его голосе слышалось предостережение: