Александра Торн - Зной пустыни

Когда машина подъехала к Лас-Брисасу, Лиз королевской походкой вошла в отель. Стодолларовая купюра, небрежно брошенная на конторку, развязала портье язык, и Лиз узнала, где остановился Мейсон. Договорившись, что, как только Рик вернется, ей немедленно позвонят, она сняла виллу и с нетерпением стала ждать звонка ночного портье.

Сквозь открытое окно до нее доносились пьянящий аромат цветущего жасмина, музыка, смех, обрывки разговоров. Акапулько есть Акапулько, и удовольствия — основа его существования.

Но, несмотря на все соблазны, Лиз не отходила от телефона. Нельзя откладывать разговор с Мейсоном. Сегодня или никогда.

Рик вернулся после полуночи, распаленный алкоголем и предложениями доступной любви. Весь вечер его рвали на части привлекательные молодые американки — секретари мелких корпораций, банковские служащие и рекламные агенты, юрисконсульты и учительницы.

Все хотели провести свободное время с максимальной пользой. Рубашка Мейсона от воротника до пояса была измазана губной помадой, а лица домогавшихся его женщин слились в одно размытое бледное пятно. Он чувствовал себя объевшимся, которого пригласили на роскошный банкет, а он не может остановиться ни на одном блюде, потому что уже не в состоянии есть.

Сбросив рубашку, Мейсон повалился в кресло. Наступил четвертый день его пребывания в Акапулько, и пора браться за дело, ради которого он сюда приехал. Богатство возбуждает сильнее, чем пышная грудь или узкое влагалище. Учитывая свою молодость, привлекательность и изящество, Мейсон решил, что согласится отвести себя к алтарю не менее чем за десять миллионов долларов. Весь вечер он бродил по самым фешенебельным ресторанам и курортам Акапулько, но пока не преуспел. Красота, воспитание и деньги редко встречаются в одной упаковке. А женщины вроде Лиз Кент вообще попадаются, может, раз в жизни.

Рик снова обругал последними словами судьбу, которая не дала ему возможности стать управляющим галереи Кент. Надо было подождать с махинацией пару недель, и он бы получил и Лиз, и галерею, и деньги, и все остальное.

Настроение испортилось окончательно. Мейсон собрался было заказать что-нибудь покрепче для успокоения духа, но тут в дверь громко постучали. Решив, что это горничная, он открыл, и душа его ушла в пятки.

На пороге стояла Лиз.

— Как ты меня нашла? — выпалил он.

— Это было очень легко, — торжествующе заявила она.

Такая самоуверенная, такая неотразимая, что Рик даже оробел, во рту пересохло.

— Луис Гаррисон? — выдавил он. — Дерьмо!

— Точно, ты влип в дерьмо по самые уши. — Лиз по-хозяйски села в кресло. — И останешься в нем, если откажешься со мной сотрудничать.

— Какого черта тебе надо?

— Разве не ясно?

— Если ты прилетела сюда за деньгами, то забудь о них.

— Пораскинь мозгами, Рик, и увидишь, что у тебя нет другого выхода. Как думаешь, сколько лет ты проведешь за решеткой, если я сейчас вызову полицию? — Лиз говорила с уверенностью игрока в покер, у которого на руках флешь-рояль.

Но как только Мейсон услышал и оценил слово «если», его страх моментально прошел. Значит, в полицию она еще не звонила, следовательно, ей можно навязать свои правила игры.

— Меня это не волнует, Лиз. Мы работали с тобой достаточно времени, и я знаю тебя лучше, чем ты предполагаешь. Если ты вызовешь полицию, разразится скандал, которого ты боишься. Я могу рассказать о наших отношениях и намекнуть, что это дело мы затеяли вместе. И тогда конец всему — и тебе, и твоей милой галерее.

Лиз отвела глаза.

— Ты меня совсем не знаешь, Рик. Я пойду на все, лишь бы добиться своего. Если у меня не останется выбора, я обращусь к властям.

— А ты — храбрая женщина, прилетела сюда одна. Неужели ты меня не боишься?

— Боюсь тебя? — Лиз сухо засмеялась. — Думаю, насилие — не твой стиль. Ты — просто дешевый фанфарон и артист, к тому же не из лучших. Многие знают, что я здесь, и если со мной что-нибудь случится, у тебя будет масса неприятностей. Скажу больше. Если ты посмеешь сбежать отсюда прежде, чем мы договоримся, то очень пожалеешь об этом.

Мейсон видел, что Лиз блефует, и к нему вернулась его обычная самоуверенность.

— Как прошел вчерашний вечер? О-о! Почему меня не было, когда эта толпа полезла в твой дом!

— Вечер прошел изумительно. Ты забыл одну вещь, когда собирался меня разорить. Эти люди — мои друзья.

— Я не собирался тебя разорять. Просто хотел основать фонд, обеспечивающий безбедную старость. Твою, кстати, тоже.

— Меня это не интересует. Я предлагаю тебе сделку. В обмен на деньги ты напишешь письмо и снимешь подозрения с Алана Долгой Охоты. И я даю тебе честное слово не обращаться в полицию.

Мейсон по-волчьи оскалился. Теперь все ясно. Она прилетела спасать репутацию любимого индейца.

— Ты сошла с ума. Зачем мне это?

— У тебя нет выбора.

Лиз оставалась бесстрастной, как профессиональный игрок в покер, и он рискнул удвоить ставку.

— Звони в полицию, и я скажу копам, что поделил денежки с Долгой Охотой. — Мейсон протянул ей трубку.

— Это не спасет тебя от тюрьмы. Будь благоразумен, Рик. Если ты согласишься на мои условия, мы спокойно разойдемся и сделаем вид, что ничего не произошло.

— И в какую сумму ты оцениваешь репутацию своего индейца? В миллион? В два?

— Ты не в своем уме.

— Лиз, ты же понимаешь, что я ничего тебе не дам, если не получу кое-что взамен.

— И чего ты хочешь?

— Во-первых, забудь о деньгах.

Лиз кивнула.

— Это я учту. Напиши письмо, я тут же уеду, и мы больше не встретимся.

— А где гарантии, что ты не отправишься с ним в полицию?

— Даю тебе честное слово.

Мейсон расхохотался.

— Леди, в моих глазах ваше слово гроша ломаного не стоит. Но у меня есть идея. Я всегда считал, что любого человека можно купить. Все дело в цене. В какую сумму вы, миледи, оцениваете доброе имя и безупречную репутацию Долгой Охоты? Почему бы нам не лечь в постель, как в добрые старые времена? А я сделаю фотографии о нашем времяпрепровождении. И если вы отнесете письмо копам, то я покажу им снимки.

— Ублюдок! Жалкая пародия на мужчину.

— Полгода назад ты так не думала. — Мейсон фальцетом передразнил: — «О-ооо, Рик, хоро-шооо, еще!»

Лиз со всего маху влепила ему пощечину.

«Так-то лучше», — торжествующе подумал Рик. Ее спокойствие наконец испарилось, и не важно, что лед растаял от ярости. Главное, он растаял. Мейсон перехватил ее руку. Такого удовольствия от общения с Лиз он не получил даже тогда, когда лежал с ней в постели. Он любил бойцов.

Заметив, что ее бешенство только приятно волнует Мейсона, Лиз справилась с яростью, высвободила руки и отступила на несколько шагов. Несмотря на оплеуху, Рик был почти счастлив, и она вдруг поняла, что имеет дело с обиженным злым ребенком, который готов разрушить весь мир, лишь бы добиться своего. И движет им не сексуальное влечение к ней, а желание расквитаться за то, что она его отвергла. Но это не принесло ей облегчения. Ведь можно договориться со взрослым человеком, а капризное дитя прислушивается только к собственной боли.