Донна Клейтон - Мозаика жизни

Еще одно замечание про себя. Дженни бы­стро знакомилась с манерой мужа вести разго­воры.

—Факт заключается в том, что Чад — это наша семья. — Он повернулся к столу и взял тарелку с колбасным хлебом. — По-моему, не имеет значения, нравится он мне или нет.

—Конечно, имеет! — возразила Дженни. — Человек не может предвидеть, в какой семье он родится. Но ты определенно должен иметь пра­во выбора, с кем проводить время. Или с кем вместе работать. Или с кем вместе жить. — Джен­ни взяла влажную тряпку и вытерла со стола, затем посмотрела на Люка. — Я не понимаю, почему двое мужчин, которые явно недолюбли­вают друг друга, предпочитают находиться в од­ном доме. Каждый вечер я сижу за обедом с ва­ми обоими. И вижу, что вы почти не разгова­риваете, почти не смотрите друг на друга. — Она стряхнула крошки с тряпки в мусорное ведро и, аккуратно расправив, положила ее воз­ле раковины. — Я могу понять, что будут опре­деленные трудности — надо вместе работать, поскольку вы два равных владельца курорта, — но…

—Я один владею лыжным курортом.

Он произнес это так громко, что Дженни вздрогнула. Ее удивило выражение досады в со­щуренных глазах мужа.

Она сразу же вспомнила саркастическое за­мечание Чада, что Люк принимает окончатель­ное решение в делах, касающихся курорта. Оче­видно, что владение курортом — болезненный вопрос для обоих братьев.

—Но до тех пор, пока Чад хочет здесь рабо­тать, для него всегда будет рабочее место. Об этом я позабочусь. Потому что, как я уже ска­зал, он — член моей семьи. А мы заботимся о своей семье. Это традиция Прентисов.

Он с такой силой грохнул миску с овощами об полку, что банка с морковным соком под­прыгнула.

—И тебе лучше не думать, будто брат и я испытываем за обедом некоторую неловкость из-за того, что между нами сидишь ты. Женщи­на, которая носит ребенка одного из нас.

Он вышел из кухни, что-то пробормотав про писанину, которой надо заняться. Униженная Дженни осталась в кухне.

Утонув в чернильной темноте, он наблю­дал за спящей. Разметавшиеся по подушке во­лосы в свете луны отливали золотом. Если по­дойти ближе, можно почувствовать их аромат. Такой запах свойствен только Дженни. Ему от­чаянно хотелось погладить эту алебастровую ко­жу, поцеловать алые полные губы.

Она принадлежала ему.

Дженни спала на спине, закинув одну руку за голову, а другую держа под персикового цвета одеялом. Тихонько вздымалась и опускалась грудь. Над бровями выступили бисеринки пота. Он с трудом подавил желание подойти ближе к кровати.

Из-под одеяла выглядывала прикрытая шел­ком грудь, коричневый сосок чуть темнел сквозь тонкую ткань ночной сорочки.

Она принадлежала ему.

Люк скользнул взглядом к окну, где ночной ветерок шевелил занавески, но тут же снова уставился немигающими глазами на лежавшую на спине женщину.

Он хотел это сделать. Он должен это сде­лать. Откинуть одеяло, подмять под себя ее те­ло, сорвать с молочных плеч тонкие бретельки ночной сорочки и целовать каждый сантиметр обнаженной кожи. Он должен заставить ее вы­крикнуть имя мужчины, которого она любит. Которого она хочет. Его имя. Он мог заставить ее признаться, что она его хочет. Он делал это раньше, он может сделать это снова.

Она пошевелилась и тихо вздохнула. От это­го звука у него вспотели ладони. Рот наполнил­ся слюной, когда он представил наслаждение, какое получит. Потому что она будет его. В конце концов она будет принадлежать ему.

Проклятие! Она принадлежала ему! И снова будет принадлежать. Даже если для этого надо лгать, обманывать, воровать. Она будет его.

И все, что можно получить вместе с ней, бу­дет его.

* * *

На следующее утро Дженни надела ярко-си­ний топик на бретельках и белые джинсовые шорты.

После тяжелого сна прошлой ночи чувство­валась легкая усталость. Она вертелась и воро­чалась, резкие слова Люка эхом снова и снова звучали в голове.

Как можно было забыть, что это она причи­на раскола в отношениях братьев? Женщина, беременная от одного из этих мужчин.

Дженни протерла губкой лицо, почистила зубы, пробежала расческой по волосам. Между бровями пролегла морщинка. Пожалуй, стоит хотя бы чуть тронуть тушью ресницы.

Может быть, ей уехать? Она нашла малень­кий тюбик бесцветной губной помады. Может быть, братьям Прентис будет лучше без нее?

Но куда она поедет?..

Дженни провела пальцем по губам. И тут же голову заполонили мысли о Люке и вчерашнем поцелуе. Дженни вздрогнула, вспомнив ощуще­ние от его густых шелковистых волос между своими пальцами.

Да, он притягивает ее. Чувство удивитель­ное, замечательное. Но это потому, что он словно излучает страсть. Желание, которое ис­пытывает к ней. И это привлекало ее больше всего. Сомнения нет, вчера он невероятно сильно хотел ее. Он дрожал от усилий обуздать свое чувство. Мысль о том, что мужа так страстно тянет к ней, будоражила Дженни. Не стоит себя обманывать.

Но ее тревожила глубоко спрятанная в Люке ярость. Она видела, как он чуть не взорвался в больничной палате, когда Чад заявил, что он отец ребенка. И как вчера вечером вспыхнул от гнева перед тем, как ушел к себе в кабинет.

Дженни понимала его ярость, унижение, от­чаяние. Эти чувства по отношению к ней могут быть справедливы. Но у нее не умещалось в голове другое: неужели можно продолжать же­лать женщину, которую подозреваешь в изме­не.

Она всмотрелась в зеркало. Она, конечно, не уродина, но и не сногсшибательная кра­савица. И вид у нее не такой, чтобы доводить мужчину до крайности. Глаза просто карие, хо­тя рыжевато-каштановые брови и хорошо очер­чены. Нос прямой. Полные губы, слегка тро­нутые прозрачной, чуть поблескивающей пома­дой, выглядят вполне приятно.

Но лучшее украшение— это волосы, решила Дженни. Она расчесывала мягкие локоны, па­давшие на плечи, и пушистые пряди, обрам­лявшие лицо. Уход за ними не требовал от нее почти никаких усилий. Только шампунь. При­рода подарила ее волосам чудесный цвет. Золо­тистый оттенок вызывал в памяти солнечные дни, или одуванчики, или мягких пушистых цыплят.

Дженни улыбнулась и отложила расческу. Да, у нее красивые волосы. Но трудно представить, что Люк теряет голову из-за обыкновенных со­ломенных прядей.

Люк так и не ответил на ее вопрос об их сексуальной совместимости. Он не успевал на­чать, как разговор принимал другое направле­ние. Но если поцелуй, которым они обменя­лись прошлым вечером, может служить одним из слагаемых, то Дженни знала ответ.

Он вышла из спальни, пытаясь прогнать воспоминания, от которых горели щеки. Надо сосредоточиться на кухне и на кофейнике. Но мысли текли в совершенно другом направле­нии.

Что Люк находил в ней такого привлека­тельного? Известно, что любовь слепа. Она чи­тала «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Зеркало любви рисует искаженный образ. Любовники редко видят правду, когда смотрят друг на дру­га. А пожалуй, и вообще не видят. Восприятие любимых глазами страсти гораздо приятнее, да­же если оно и неправильно.