Эмили Маккей - Горячая поклонница

«Лексус» Уорда стоял перед ним, а сам он сидел на крыльце.

Она заплатила таксисту, и он спросил, проследив за ее взглядом:

— Эй, все нормально? Вы его знаете?

— К несчастью, да.

Таксист нахмурился:

— Хотите, отвезу куда-нибудь еще. Бесплатно.

Она улыбнулась, пытаясь выглядеть уверенно, но чувствуя, что улыбка получилась грустная.

— Нет, все в порядке. Просто сегодня не хотелось с ним встречаться.

Таксист вгляделся в Уорда:

— А это не…

— Нет, это не он.

Ана сунула ему лишнюю двадцатку, просто на всякий случай.

Хорошо бы она могла так же просто успокоить саму себя. С другой стороны, если бы она хотела только денег, все было бы куда проще.

Уорд встал у нее на пути:

— Где ты была, черт возьми?

Она оттолкнула его локтем, доставая ключи:

— Какая разница? Ты на меня вообще внимания не обращал весь вечер, как будто я просто украшение.

— Неправда!

— Правда.

Она вошла, не пытаясь захлопнуть перед ним дверь. Она прекрасно знала, что это неправда, совершенная неправда. Ей бы очень хотелось, чтобы все так и было, чтобы она могла ненавидеть его, но нельзя ненавидеть человека за то, что он слишком очарователен и готов защищать тебя от всего мира. Это было бы безумием.

Она бросила сумку с платьем на пол, слишком усталая, чтобы вынуть его и аккуратно повесить, как оно того заслуживало, и упала на диван.

У нее было много времени подумать по дороге сюда. Этот путь успокаивал ее, он был знаком ей до мелочей — раньше она часто ездила из Лос-Анджелеса проведать семью и Эмму. Она напомнила себе, в чем смысл ее жизни: не щадя себя, помогать людям, которым повезло меньше, чем ей. Ей не нужны были красивые платья и жесты.

— Я там чужая, — сказала она, оттягивая время. — Слушай, уже поздно, я устала. Не хочу говорить об этом сегодня.

Если он заставит ее отвечать на его вопросы, она легко может выболтать правду: она вот-вот влюбится в него.

Уорд отошел в другой конец комнаты, пытаясь держать себя в руках. Очень хотелось встряхнуть ее, заставить понять.

— Я сделаю вид, что не слышал этого, — бросил он. — Мы оба знаем, что ты постоянно ищешь предлог, чтобы накинуться на меня, хотя во всем виновата ты сама.

— Я? — гневно переспросила она.

— Да, ты. Ты сбежала и не ответила ни на один из пятнадцати моих звонков.

— Я… — Она запнулась, заметно смутившись. — Я бросила телефон в сумку с платьем. Наверное, не слышала звонка.

— Наверное? Четыре часа ты, наверное, не слышала звонка? Ты вообще понимаешь, как я волновался?

По крайней мере, она выглядела виноватой. Очевидно, ее саму это раздражало, и она небрежно пожала плечами:

— Извини.

Он схватил ее за руку и развернул к себе:

— Извиняешься? Тебе жаль? Выкидываешь идиотский фортель, и все, что можешь сказать, — «извини»?

Она выдернула руку:

— Да, мне жаль, что я заставила тебя волноваться. Но это был не идиотский фортель.

— Тогда где ты была все это время?

— Ты когда-нибудь ездил на автобусе поздней ночью? А на поезде до Сан-Диего добирался? Общественный транспорт ходит медленно.

— Это просто нелепо!

— Я езжу в общественном транспорте с младенчества! Я могу вести себя как избалованная богатая девчонка, но в моем прошлом столько же бедности, сколько богатства — в настоящем!

Он снова схватил ее за руку и на этот раз не выпустил. Когда он заговорил, его голос выражал все его затаенные страхи:

— У меня опускаются руки, когда я не знаю, где ты и что с тобой.

Она пораженно нахмурилась.

— Просто… — Он прижал ее к себе, дрожа от облегчения, что с ней все в порядке. — Не делай так больше.

— Не буду… — Она снова таяла под его руками. — Я не знала, что ты волновался.

Она была так очевидно смущена, что он не мог больше сердиться на нее. Он не должен был забывать, что она не привыкла к светской жизни, которая для него была обыкновенным делом. Она действительно могла сесть на поезд в середине ночи, и никто не заметил бы ее. Она могла раствориться в толпе, а он уже почти разучился.

— Мне правда жаль, — прошептала она. — Но такие мероприятия… Они не для меня. Не знаю, зачем ты привел меня с собой.

— Почему ты никак не можешь поверить, что я просто хотел быть с тобой, произвести на тебя впечатление?

Она всплеснула руками:

— Потому что ты каждый день производишь на меня неизгладимое впечатление! — Ее лицо смягчилось. — Тебе не нужно знакомить меня с людьми, до которых мне нет дела. Ты, и только ты, впечатляешь меня. — Она обвила руками его плечи. — Твоя преданность фонду, твой талант — они…

Он отшатнулся и отвернулся, жалея, что она сказала это. Его преданность делу, в которое не особенно верил, фонду, созданному в честь жены, которую он жестоко подвел. Его талант, который, как оказалось, ничего не стоит, не может помочь, когда помощь действительно нужна. И все-таки было приятно знать, что Ана ценит в нем именно это.

Ана, очевидно, заметила, как он напряжен. Она подошла и погладила его по спине:

— Неужели тебе так трудно поверить, что весь этот фальшивый блеск ничего не значит для меня? Когда я хочу быть с тобой, я хочу быть только с тобой, я не хочу делить тебя с целой толпой.

— Мы уже говорили об этом. Я не могу быть с тобой наедине и не думать о том, чтобы сорвать с тебя одежду и…

Она перебила его:

— Так чего ты ждешь?

Ей не пришлось просить дважды, да она и не ожидала этого. Едва она произнесла эти слова, он прижал ее к себе и впился в ее губы поцелуем, растапливая в страсти остатки гнева.

«Да, — шептал голосок у нее в голове. — Да, наконец-то неизбежно да».

Каждая клетка ее тела реагировала на его прикосновения. Раскаленное желание текло по венам, и если он утолит его, может быть, она сможет забыть про дрожь глупого сердца.

Его руки, казалось, были везде одновременно, горячие и властные, они забирались под ее свитер, под пояс джинсов, прижимали ее бедра к его. Его прикосновения обжигали, он словно поставил на ней свое клеймо, прожигая до самого сердца. Она дрожала, болезненно ощущая свою неловкость и неосведомленность: каждое движение было ново для нее, но все было так правильно, как будто она только об этом и мечтала всю жизнь, как будто только для этого и была создана.

Она прогнулась, прижимаясь к нему крепче, и он сделал шаг вперед, потом еще и еще, и наконец она поняла, чего он хочет. Она на секунду прервала поцелуй и выдохнула:

— Спальня там.

Он немедленно подхватил ее на руки и понес в спальню, как рыцарь — прекрасную принцессу. Толкнув дверь ногой, он вошел в комнату и бережно уложил ее на кровать. Ее спальня была очень женственной, с яркими обоями и веселенькими подушечками, и она вдруг осознала, что ни один мужчина до этого момента не был в ее спальне, не только в этой, но и в любой другой.