Анна Рейн - Никакой романтики

— Тебе нравится? Тебе хорошо? — спросил Владимир. Никакой реакции со стороны девушки. — Или мне остановиться?

Вот на это она отреагировала. Глаза ее широко раскрылись, в них плескался неприкрытый ужас. Она обняла его за плечи в попытке притянуть к себе.

— Только не это, не останавливайся… — прошептала она, пытаясь дотянуться до его губ своими. Он склонился к ней, пытаясь по поцелую определить, не остыла ли в ней страсть. Она бешено прижималась к нему своими губами, требуя поцелуев.

— Мне хорошо, — лихорадочно шептала она между поцелуями и ласками. — Мне все нравится… Только не останавливайся.

Но все-таки он вынужден был остановиться на мгновение, доставая из тумбочки презерватив. Маша вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала, хотя уже принимала таблетки.

Она была восхитительно тугой, обнаружил он, когда наконец овладел ею. И восхитительно жаркой.

Маша выгнулась под ним в первое мгновение и задохнулась. Он ждал, но она, кажется, была на грани оргазма после единственного проникновения. Он еще не знал, что именно доставляет ей удовольствие и как, и потому был вынужден просто ждать.

Маша отдышалась и снова обняла его — руками и ногами. Следя за ее реакцией, он начал медленно двигаться. Девушка лежала под ним довольно неподвижно, лишь чуть приоткрыла рот, и коротко дышала в такт его движениям. Не царапалась и не требовала больше. Возможно, он должен был двигаться тогда, вместо того, чтобы остановиться почти на минуту. Возможно, она отошла от той границы, где ее ждало высшее удовольствие, дальше, чем он мог представить. Но у него не осталось сил ждать ее.

С коротким стоном он кончил и спрятал лицо у нее за плечом, уткнувшись в подушку. Черт!

Восстановив дыхание, он попытался заговорить:

— Маш… Кажется, я слишком поспешил.

Ресницы ее затрепетали и она открыла глаза. Он вновь услышал этот длинный выдох. Кажется, девушка снова не дышала некоторое время.

— Это неважно, правда, — она вдруг улыбнулась ему совершенно счастливой улыбкой. — Оргазм я и сама могу добыть, а где я добуду живого мужчину?

Он недоуменно поморгал. Маша смутилась и спрятала лицо у него на груди. Потом снова посмотрела ему в глаза.

— Мне хорошо, честное слово.

Она покрепче обняла его. Владимир скатился с нее, лег рядом, махнув рукой на необходимость привести себя в порядок. Маша повернулась к нему спиной и прижалась покрепче, мурлыкнув. Он обнял ее и принялся раздумывать, что значат ее слова.

Она все пыталась понять, что же это так пищит в телефоне… Она выключила будильник, отключила звук, проверила заряд батареи — а он все пищал и пищал. Маша с размаху ударила телефоном по столу… и проснулась. Вздохнула. Сотовый продолжал зловредно пищать где-то очень далеко… Кажется, сумочку она вчера оставила на кухне.

Маша с сожалением посмотрела на мужчину, совершенно спокойно продолжавшего спать и не реагировавшего на мерзкий писк. Хорошо быть начальником и игнорировать будильник. Но она-то должна быть на работе, чтобы объяснять, что начальник застрял в пробке.

Будильник замолчал, но Маша знала, что это ненадолго. Через минуту опять примется пищать. Она выбралась из нагретой постели, припоминая, что есть у мужчин такое свойство, как утренняя эрекция. Было бы жаль ее пропустить, но что ж… Она бросила последний сожалеющий взгляд на своего босса и, захватив с пола одежду, пошла на кухню. Заметила свой пиджак, висевший на спинке стула. Какое внимание к женской одежде, однако…

Так, а где белье? В сумке — запасные трусики, а вчерашнее белье все равно надо отыскать. Накинув блузку, она пошла в спальню еще раз посмотреть на мужчину . Мужчина продолжал спать. Маша за три секунды отыскала недостающие вещи, бросила на босса последний взгляд и отправилась обратно на кухню.

«Ничего личного», — напомнила себе Маша на кухне и включила чайник. И кофеварку. Потом заглянула в холодильник. М-да. Несколько упаковок готовой еды, пять яиц и полпалки колбасы. Если вспомнить, что в упаковке обычно десяток яиц, то пять — это единичная порция для него. Масло тоже нашлось. Ну ничего, себе она возьмет одно, ему — четыре. Если с колбасой, то нормально.

— Я уж решил, что ты сбежала, — Владимир вдруг возник в дверях. Он окинул подозрительным взглядом ее приготовления.

— Нет, — бесстрастно ответила Мария. — Я готовлю завтрак.

Он усмехнулся.

— Я понял. Я в душ.

Он неспешно развернулся и вышел из кухни, оставив Машу недоумевать, как же он отнесся к ее затее с завтраком. Ей казалось, что здесь она все-таки перегнула палку. Но что сделано, то сделано.

Через десять минут, когда завтрак был уже готов, Владимир, полностью готовый к трудовым будням руководителя, вернулся на кухню, временно оккупированную женщиной. Он не стал выговаривать девушке за нарушение главного условия. Почему-то казалось, что именно Маша прекрасно сознает разницу между «приготовить завтрак один-единственный случайный раз» и «готовить завтрак для него всегда». Поэтому просто получил гастрономическое удовольствие от еды и эстетическое — от строгой девушки, которая не болтала, а просто ела и позволяла любоваться собой. Не то чтобы она как-то по-особенному элегантно ела, просто она не хихикала, не пыталась вызнать о его дальнейших планах по отношению к ней и не рассказывала, какие занавесочки она бы купила для этой кухни. Давно он уже поделил женщин на две категории. Первые, получив удовольствие, просто исчезали к утру, чтобы на следующий вечер появиться вновь. Вторые оставались на утро, готовили завтрак и начинали строить далекоидущие планы. Некоторые, правда, из первой категории вдруг переходили во вторую. Строила ли Маша такие же планы, только втихомолку? Что-то он сомневался. Абсолютно профессиональный вид и непроницаемый взгляд. «Мне хорошо… Только не останавливайся…» — припомнил он ее ночной шепот и усмехнулся.

До офиса они снова ехали, сохраняя молчание. Владимир чувствовал потребность сказать какую-нибудь ерунду — просто, чтобы понять, в каком настроении находится его спутница. Вернее, не сказать, а выслушать от нее какую-нибудь ерунду. «Мы опаздываем», или «Костюм помялся», или «Хороший у тебя автомобиль»… Но Мария молчала, и ему не хотелось неверно подобранными словами усугублять неловкость.

Этим утром на дорогу до офиса ушло в два раза больше времени, чем накануне вечером от кафе до постели. Наконец он высадил ее у главного магазина.

— Я во второй, — сообщил он своему секретарю. — Проверю, как там справляется новый продавец.

Маша коротко кивнула, поправив сумочку на плече.

— Вернусь сюда после обеда, — сообщил он напоследок. Вообще-то у него не было никакой необходимости возвращаться сюда сегодня, кроме как пообщаться с Машей.