Кейт Уолкер - Загадочная история Рэйчел

— Но ты по-прежнему достаточно молода, чтобы безоговорочно верить в свои идеалы. К сожалению, малыш, реальная жизнь не так проста; она намного сложнее. — С этими словами Габриэль пересек комнату и уселся рядом с ней на подлокотнике кресла. — Во-первых, в мире есть проблемы, рядом с которыми все заработанные деньги кажутся абсолютно ничтожными. Временами мы строим оборону, чтобы обезопасить себя, защититься от этих проблем. Но однажды в ней появляется брешь, и все начинается сначала.

Он глубоко вздохнул и пригладил руками волосы, осматривая роскошную комнату, обставленную дорогой мебелью.

— У денег есть отвратительное свойство: они заставляют нас забывать, что действительно важно в жизни. Ты незаметно для себя привыкаешь к тому, что на них можно все купить, и с тех пор тебе всегда мало. Ты хочешь еще — больше, лучше. Новую машину, новый дом…

Последовала пауза и быстрый взгляд на ее растерянное лицо.

— Новую жену, — добавила вместо него Рэйчел, — во всяком случае, новую женщину, — уточнила она, помня, что по крайней мере по закону его отец был по-прежнему женат на его матери.

Когда Габриэль молча кивнул, Рэйчел машинально прикинула сроки: если Габриэль уехал в Африку сразу после школы, то…

— Но ведь существовала и вторая причина, по которой ты решил взять тайм-аут? — осторожно спросила она, боясь наступить на больную мозоль.

Рэйчел еще тогда догадывалась, что Лидия была не единственной «новой женщиной» в жизни Грега. Ее мать впервые встретила Грега Тирнана лет двадцать назад. Но тогда их роман был краток и мимолетен и закончился, едва начавшись. Вскоре Лидия познакомилась с Джоном Амисом и вышла за него замуж.

— Потому что обнаружил, что мой отец неверен матери. Ты это имеешь в виду? — спросил Габриэль. — Да, и это тоже. Когда у тебя из-под ног начинает уходить почва, ты сомневаешься во всем, даже в мечте своей жизни. Так что я отложил учебу в университете и отправился искать себя.

В его тоне была какая-то мрачная беспечность.

— И ты справился?

— Как видишь, я вернулся. — Он невесело усмехнулся. — Поддался иллюзиям. На какое-то время даже поверил, что родители помирились. Но не прошло и полугода, как стало ясно, что это лишь вооруженное перемирие и отец готов к новым подвигам.

Он резко вскочил, тряхнул головой, словно пытаясь сбросить воспоминания, и, слегка ссутулившись, сунул руки в карманы джинсов.

— Не могу поверить, — услышала она его бормотание.

— Не можешь поверить во что? Во что? — Она хотела услышать ответ, а он смотрел мимо нее, будто раздумывая, продолжать или нет. — Габриэль!

Он быстро расправил плечи, словно отбрасывая колебания, и посмотрел на Рэйчел хмурым взглядом.

— Не могу поверить, что рассказываю все это тебе, ребенку.

Ее словно ударили с размаху о твердую каменную стену.

— Я не ребенок! — Она не смогла скрыть боль в голосе. — Я не в теплице росла, ты знаешь! Пусть я была маленькой, когда все это случилось, но я помню, как умер отец, как трудно было понять, что он никогда не вернется; помню страх за маму и всех, кого я любила…

— О Боже, прости меня!

Габриэль быстро подошел к ней и снова сел на подлокотник кресла. Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул ей в глаза. Рэйчел слышала, как он пробормотал, заметив в них слезы:

— Я не подумал! Прости!

Она быстро смахнула слезы ладонью и попыталась придать себе независимый вид.

— Я знаю…

— Я не сомневаюсь, что ты знаешь, — успокоил он. — В конце концов, ты такая серьезная девочка.

Он осторожно убрал с ее лица блестящую прядь и заправил ее за ухо с такой нежностью, что сердце у нее болезненно заколотилось. Ей казалось, она сейчас утонет в темной глубине его глаз.

Неужели… поцелует? Она хотела этого больше всего на свете.

— Я…

Но ей не удалось узнать, что хотел сказать или сделать Габриэль, потому что в этот момент дверь распахнулась.

— Так вот ты где!

Серые глаза Лидии быстро оценили обстановку. Ее тщательно подведенные брови сошлись вместе, недвусмысленно показывая, что она, мягко говоря, недовольна.

— Я, кажется, велела тебе отправляться в свою комнату и заняться уроками! Что ты здесь крутишься?

Рэйчел понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться от неожиданности, у Габриэля же не дрогнул ни один мускул на лице. Он неторопливо и, как показалось Рэйчел, нехотя убрал руку с ее щеки, как будто не желал нарушать их хрупкой близости.

— Я… — попыталась протестовать Рэйчел.

— Немедленно к себе!

Взгляд Рэйчел пробежал по его лицу, ища поддержки, но он лишь сочувственно улыбнулся и кивнул в сторону двери.

— Лучше делай, что говорят. Иначе тебе никогда не заработать состояния, которого ты так жаждешь.

Протестующе вздохнув, Рэйчел поднялась и побрела из комнаты. Уже у лестницы она услышала громкий голос матери, несущийся из приоткрытой двери:

— Я была бы вам весьма признательна, Габриэль, если бы вы оставили мою дочь в покое. Я не хочу, чтобы вы забивали ей голову всякими глупостями…

— Вам не о чем беспокоиться, миссис Амис, — отрезал Габриэль тем строгим, официальным тоном, которым он всегда разговаривал с Лидией. — Какие бы коварные замыслы по отношению к Рэйчел вы во мне ни подозревали, они существуют только в вашей голове. Смею вас уверить, что думаю о ней только как о юном друге. Она со мной в полной безопасности.

При этих словах слабая надежда, которая еще теплилась у нее в душе, угасла. Рэйчел вдруг почувствовала себя несчастной и больной: она не желала быть в безопасности с Габриэлем! И меньше всего хотела, чтобы он думал о ней как о юном друге.

Рэйчел вдруг очнулась, словно от внезапного толчка, и обнаружила, что сидит на краю постели, а воспоминания проносятся перед ней, как кадры кинохроники.

Вокруг было темно и тихо; в комнату проникал холод весенней ночи.

Поежившись, она вскочила и потерла руки, чтобы согреться, пытаясь стряхнуть наваждение. Первой мыслью было включить свет, но даже внезапное сияние лампы не могло осветить все потаенные углы ее памяти, где густой и липкой паутиной скопилось прошлое.

Если бы ее оставили в покое! Может быть, тогда она действительно была бы в безопасности.

Но ее нарождающаяся сексуальность, ее женская гордость были уязвлены. В словах Габриэля она услышала отнюдь не декларацию о намерениях, а вызов. Она бросилась в свою комнату, упала на кровать и безудержно зарыдала, колотя сжатыми кулаками подушку. Все ее мысли, как в фокусе, сошлись на том моменте, когда Габриэль коснулся ее лица.

— Он хотел поцеловать меня! Я знаю, он хотел! — повторяла она себе. — И поцеловал бы, если бы не пришла Лидия!

А все, что он сказал потом, — это только чтобы успокоить мать, думает он совсем не так.