Камилла Мортон - Плутовка

— Они могли бы развестись…

— Рич даже думать об этом не желал.

— Но почему? Ведь он ее не любил.

— Вирджиния, дорогая, Дикерсоны были консервативны и чтили вековые традиции. Для них честь семьи — не пустой звук. Рич впитал это с молоком матери. В то время не могло быть и речи о разводе. Однако жизнь в Стэнфилде — с постоянными сценами ревности и скандалами — становилась невыносимой.

— Тем более развод был бы самым подходящим выходом из положения.

— Да, наверное, ты права. Впрочем, я ни во что не вмешивалась. Во время войны, когда Рич был на фронте, а поместье превратили в санаторий, Оливия безвылазно жила в Лондоне. И всякий раз, заводя очередного любовника, она устраивала так, чтобы Рич об этом непременно узнал. Не в силах дольше сносить позор — уже будучи на пределе, — он сдался и заявил ей, что согласен на развод. Но развестись они не успели — Оливия погибла. Эта грязная история едва не стоила Ричу жизни.

— Боже мой!

Вирджиния в ужасе прикрыла ладонью рот.

— Теперь ты понимаешь, почему в Стэнфилде нет ни одной ее фотографии. Рич не желает иметь ничего, напоминающего ему о ней.

Только теперь Вирджиния поняла, откуда в Риче такая ненависть к ее брату. Для него Бобби воплощал в одном лице всех любовников Оливии. Оставалось надеяться, что, прочтя ее письмо, он хоть немного оттает.

Ко всем ее переживаниям добавились новые — утренняя тошнота стала регулярным явлением. Это заставило ее изменить свои планы, она решила провести Рождество в Иденторпе. Вирджиния позвонила родителям и сказала, чтобы они ее ждали.

Прошло три недели, приступы тошноты по утрам превратились в настоящее наваждение. Заподозрив неладное, она, перед тем как уехать домой на Рождество, обратилась к врачу. Он-то и сообщил ей новость, которая прозвучала для нее как гром среди ясного неба, — у нее будет ребенок. От Рича.

Это известие ошеломило Вирджинию, одновременно наполнив ее сердце невыразимой радостью. Что бы ни произошло в их отношениях в дальнейшем, теперь она знала, что в ней есть частичка Рича, его плоть и кровь. О таком подарке судьбы она и мечтать не смела. Душа ее ликовала.

Вирджиния понимала, на что себя обрекает — ее ребенок появится на свет с позорным клеймом «незаконнорожденный». Но она готова была к любым испытаниям, которые сулило ей будущее, готова была защищать зревшую у нее под сердцем новую жизнь.

Об этом она думала, сидя в поезде, увозившем ее в Лидс. Самым сложным было рассказать все родителям. Но Вирджиния решила повременить с этим. Хотела хоть на время сохранить свою тайну для себя одной. Она расскажет им, когда скрывать уже будет невозможно.

Одно она должна им сообщить, но сделать это Вирджиния решила после Нового года: что она не сможет поехать в Америку. Сначала она должна родить.

В письме, которое передала Нэнси, Вирджиния сообщала Ричу о своей встрече с Гленом Гринуэем, о том, что она оказалась права: Бобби попал в тот отель только затем, чтобы встретиться со своим товарищем, никакой иной причины останавливаться там у него не было. Она в деталях описала свою встречу с мистером Гринуэем, указав, где его можно найти, на тот случай, если Рич пожелает услышать подтверждение от него лично.

Она не стала сообщать ему о своей беременности, поскольку не хотела выглядеть в его глазах шантажисткой, ищущей любой предлог, чтобы привязать его к себе. Ей хотелось, чтобы его подтолкнула к ней любовь, а не что-то другое.

Поэтической меланхолией веет зимой от вересковых пустошей Йоркшира к северу от Лидса. Это нетронутый, дикий, пустынный и печальный край, край болот и туманов, где горизонт теряется в дымке, то серебристо-серой, то темно-синей. В воздухе разлиты умиротворенность и тишина, нарушаемая лишь криками кроншнепа да журчанием суетливого ручья.

День выдался морозным, воздух был прозрачен и свеж. Земля словно окаменела, а редкие деревья, осмелившиеся вырасти и выстоять вопреки стихии, были подернуты седым инеем.

Наевшись до отвала жареного гуся, сливового пудинга и всех тех яств, которые прочно ассоциируются с Рождеством, Вирджиния, Лесли с мужем, Мэдлин с двумя детьми взяли с собой трех молоденьких терьеров и отправились прогуляться по знакомой с детства тропе, которая вела к самой главной достопримечательности этих мест — водопаду, низвергавшемуся по обледенелым камням откуда-то с верхних болот.

Они зашли на середину узкого каменного моста и начали предаваться старой детской забаве — бросать веточки в кристально прозрачную воду, а потом с радостными воплями перебежали на противоположную сторону, чтобы посмотреть, чья выплывет первой. Веточки застревали между валунов, и тогда приходилось начинать все сначала.

Это было веселое Рождество, семья снова собралась вместе, и единственным, что омрачало праздник, было отсутствие Бобби. Хотя с тех пор, как все узнали истинные обстоятельства его гибели, атмосфера немного разрядилась, поскольку теперь им не было нужды что-то скрывать друг от друга.

Веселые, довольные они вернулись домой. Родители ждали их в гостиной, мгновенно наполнившейся детским смехом и собачьим лаем.

Вирджиния, с пылающими после прогулки на свежем воздухе щеками и сияющими глазами, вслед за остальными прошла в комнату, смеясь над очередной шуткой, которую отпустил муж Лесли. Вдруг она опешила, и сердце ее затрепетало, едва она увидела поднимавшегося с кресла ей навстречу человека.

Улыбка застыла у нее на устах, хоть сердце уже ликовало. Она с трудом сдержала себя, чтобы не броситься к нему. В комнате воцарилась тишина. Все как будто одновременно обратили внимание на незнакомца — чертовски красивого джентльмена, разве что показавшегося им излишне сдержанным.

После того, как незнакомец был представлен, Мэдлин и Лесли выгнали из гостиной детей и собак, оставив Вирджинию и Рича наедине с притихшими родителями. Появление полковника Дикерсона явилось для них полной неожиданностью, но они были рады видеть его, как рады были и тому обстоятельству, что с недоразумениями вокруг смерти Бобби наконец покончено.

— Вирджиния, мы предоставляем тебя полковнику Дикерсону, — сказала леди Вудсворт и обратилась к Ричу: — Ведь вы согласитесь поужинать с нами?

— Благодарю вас, леди Вудсворт, но, боюсь, я должен возвращаться в Донкастер.

На лице леди Вудсворт мелькнуло разочарование. Ей понравился этот джентльмен, и она уже не возражала против того, чтобы Вирджиния возобновила свою работу в Стэнфилде, в надежде на то, что там у них появится шанс поближе узнать друг друга. Это казалось куда более подходящим вариантом, нежели поездка в Америку.

— Что ж, возможно, как-нибудь в другой раз?