Джорди Риверс - Карерасы

Диего же, продолжая играть роль серьезного делового человека, сосредоточенно подносил ко рту бутерброд с сочным кусочком копченой грудинки. Отвлекшись на раздавшиеся со стороны сестры и зятя хихиканья, Карерас не уследил за бутербродом, и грудинка полетела ему на шикарные новые брюки.

– Ааа!!! Ааа!!! Ааа!!!! – закричал Диего, беспомощно уставившись на розовый квадратик мяса у себя на ноге. – Она жирная!

Меган глубоко вздохнула, подошла к брату и осторожно подцепила с брючины длинными ухоженными ногтями предмет, повергший молодого человека в состояние глубокой паники. На ткани осталось небольшое, но заметное жирное пятно.

– Как я теперь поеду на встречу? – воскликнул Диего.

– Так и поедешь, – успокоил его Сет. – Учитывая, что переговоры с той стороны ведет очень красивая женщина, будем считать пятно на твоих брюках комплиментом.

– У Диего нет шансов. Красивая женщина неравнодушна к Райан.

– Тем более. Значит, она заметит лишь ее отсутствие, и никак не твой шикарный вид.

Диего хмуро посмотрел на обоих подшучивающих родственников и ушел переодеваться.

Когда вечером Кэтрин спустилась в библиотеку, чтобы почитать, она застала там младшего Карераса. Заметила она его не сразу, так как тот сидел в кресле, обращенном к входу спинкой. Диего встал, услышав чужое присутствие.

– Извини, – обронила Кэтрин, испуганная его внезапным появлением. – Я уже ухожу.

– Останься, пожалуйста, – попросил Диего. Голос его звучал мягко, даже ласково. Как у Райан. Нет. Как у Анхеля.

Кэтрин, изумленная, застыла на месте. Никогда Диего так с ней не разговаривал.

В вечерние часы, когда за окном уже было темно, библиотека наполнялась завораживающим светом ламп, позволявшим окунуться в атмосферу сказочного безвременья. Женщина готова была отнести странное поведение молодого человека на счет этой еще одной особенности дома Карерасов.

– Посиди со мной, – продолжил удивлять ее Диего.

И с этими словами он развернул свое кресло ко второму, имеющемуся в комнате. Кэтрин прошла вглубь и села в учтиво предложенное кресло. Противиться такому внимательному, обходительному, задумчивому, улыбчивому Диего, у нее не было никакого желания.

– Я шокирую тебя? – спросил он.

– Да, – честно призналась она. – Я тебя не узнаю.

– Сейчас, когда мы одни, когда рядом нет никого из моей семьи, я могу побыть тем, кем мне всегда хотелось быть, – вдруг сказал он.

– Кем? – Кэтрин подняла на него изумленные глаза.

– Райан. Или Анхелем. Добрым, благородным, сильным, великодушным, обворожительно добрым.

Обворожительно добрый. Анхель был именно таким. Кэтрин сидела в кресле, продолжая удивленно взирать на мужчину. Диего же стоял рядом, положив руку на спинку своего кресла. И взгляд его карих глаз, обращенный на молодую женщину, продолжал оставаться мягким и теплым.

– Что же тебе мешает быть таким все время? – осторожно спросила Кэтрин.

– Наличие недостижимого идеала, – тут же последовал ответ. И блондинка поняла, что ответ был давно заготовлен.

Так как женщина молчала, Диего продолжил.

– Мои родители любили меня. Всегда. Просто так. Всегда говорили мне об этом. Любили, так же как и всех моих братьев и сестер. Любили всех, а гордились Райан.

– Почему? – удивилась Кэтрин.

– Потому что ей не возможно не гордиться. Первая во всем. Будь то сочинение по литературе или городской забег среди жителей Фоса. Я тоже гордился ей. Как и все мы. И все детство, начиная с четырех лет, мечтал достичь всего, чего достигла она. Мечтал, как и Райан в день большой рыбы, когда на городской площади соберутся все жители Фоса, прийти первым. Видел в своих детских снах, как выбегаю на финишную прямую, все кричат и подбадривают меня. Я пересекаю финишную черту, Райан отделяется от толпы, приближается и говорит, что я молодец. Что я такой же, как и они.

– И что случилось? – спросила Кэтрин. Ей, отчего-то, было страшно.

– Ничего, – ответил Диего. – Городской забег среди жителей на праздник большой рыбы в год, когда я должен был участвовать первый раз, отменили. Я был быстрее ветра в свои двенадцать. Но это уже не имело смысла. Тогда первый раз меня посетило ужасное сомнение, что мне никогда не стать таким, как Райан. С годами оно только крепло.

– Но ты мог участвовать в других соревнованиях. По легкой атлетике, например, – сказала Кэтрин.

– Я не хотел в других. Другие для меня не имели никакой ценности.

– Но Диего! Ты не можешь винить ее в этом, – вырвалось у Кэтрин.

– Я не виню.

Он замолчал. Кэтрин тоже не решалась нарушать возникшую тишину, которая казалась целительной, потому что в ней не было обычной враждебности, окружающей младшего Карераса. В этот момент в библиотеке гулко пробили часы. Но Диего не превратился обратно в себя самого, а продолжал стоять, ласково глядя на молодую женщину. Он смотрел на нее так, будто в этой комнате из них двоих, он обладал всем, и готов был этим всем поделиться с Кэтрин по первому ее зову. В этот момент Диего очень напоминал Кэтрин мужа.

– Анхеля никогда не мучили мои сомнения, – вдруг произнес он.

Кэтрин окаменела. До этого Диего никогда не говорил об умершем брате.

– На него никогда не давили достижения Райан, ее авторитет. Может, потому что он был младше всего лишь на год. Я не знаю. И хотя фотография Анхеля не висела на стенах школы, в которой мы все учились, в числе лучших учеников, он всегда чувствовал себя ей ровней. Они везде были вместе.

Диего рассказывал, а Кэтрин слушала его, затаив дыхание. Потому что сам Анхель никогда не рассказывал о своем детстве.

– В силу возраста мы поделились на пары, – продолжал Диего, – старшие, «сияющие» как называли мы их с Тринити, Райан и Анхель, средние Меган и Лукас, младшие Тринити и я. Как только я стал подозревать, что мне никогда не стать таким, как Райан, чувство безумной любви и восхищения ею в моей душе стало бороться с чувством столь же ненормальной зависти. А зависть губительна для сердца ребенка. Я мечтал ступать по ее следам, но они исчезали у меня под носом именно в тот момент, когда я заносил ногу. Анхель же совершенно не страдал подобными стремлениями. Он просто любил ее, любил нас всех, но больше всего ее. И он просто был рядом с ней. Они понимали друг друга с полуслова. Когда Райан исполнилось восемнадцать, Анхелю соответственно семнадцать, они уехали вдвоем путешествовать по Европе. Мне было десять. И я до боли в челюсти кусал ночами подушку от желания поехать с ними. Они уехали, одни, без сопровождения, колесить по Европе, нам же нельзя было за ворота выйти без телохранителя. Мама в тот момент искренне простилась со своими старшими. Я видел это. А когда они вернулись, живые и невредимые, то вообще стали героями в наших глазах. Они всегда были для нас чем-то наподобие небожителей.