Келли Хантер - Брызги шампанского

— Дамы вперед, — слегка поклонился он.

— Ну просто образцовый джентльмен, — не удержалась Габриель, выхватывая у него фонарик и заходя в туннель.

— А ты сомневалась? — со смешком сказал Люк за ее спиной. Когда Габриель подняла фонарик к потолку, он хмыкнул: — По-прежнему боишься летучих мышей?

— Нет, с этим страхом покончено. Осталось только изжить привычку. Ведь привычка — вторая натура, верно?

И все же Габриель была рада, что с потолков никто не свисает. По крайней мере, в обозримом пространстве. Конечно, эти твари не опасны, но вид у них жутковатый.

Через десяток метров на них повеяло холодом. Габриель поежилась в своей тонкой хлопковой блузке.

— Холодно? — промурлыкал Люк, на плечи которого был накинут плотный пиджак.

— Нисколько.

— Ты не боишься, и тебе не холодно, — принялся весело размышлять он. — Хм, интересно, но тогда почему прыгает фонарик?

— От сквозняка, — тут же нашлась Габриель. У ее ног что-то зашуршало, и она, мгновенно растеряв всю свою браваду, вцепилась в Люка, направив дрожащую руку с фонариком вниз. — Что это было?

— Попытка удушить меня моим же галстуком? — предположил он.

Габриель метнула на него взгляд и обнаружила, что она и впрямь сжимает в руке галстук Люка. Девушка ослабила хватку и поправила ему рубашку.

— Будь поблизости, — велела она.

— Куда уж ближе, — пробурчал он, достал из кармана еще один фонарик и направил его на пол. — Что бы это ни было, сейчас оно исчезло. — Фонарь осветил стены и потолок. — А погреб-то в неплохом состоянии, — заметил он. — Высокие потолки, сухо, просторно, хорошая вентиляция. Если заменить дверь при входе на деревянную и подвести электричество, он отлично подойдет для выдержки и хранения вина.

— Это единственный погреб или есть еще?

— Пойдем посмотрим.

На этот раз Люк пошел впереди. Габриель не отставала, следуя за ним по пятам.

В поместье Хаммершмидта оказалось три погреба, один больше другого.

— Ну как, оценила?

Габриель кивнула, потому что говорить она не могла от холода. Все, чего ей хотелось в данную минуту, — это снова выбраться на солнышко.

Заметив, что она дрожит, Люк снял пиджак и накинул его ей на плечи. Габриель тихо вздохнула, с благодарностью запахивая пиджак, хранящий тепло и запах Люка. Взяв фонарь, он повел ее к выходу.

Оказавшись на свежем воздухе, Габриель с наслаждением подставила спину теплым лучам. Люк несколько минут молча стоял, глядя на нее.

— Согрелась? — наконец тихо спросил он.

— Согреваюсь, — ответила Габриель с блаженной улыбкой.

Черные глаза Люка вспыхнули.

— А то я могу согреть.

— Ну, если ты не занят всю следующую неделю…

— Увы. И все же мне кажется, что без пиджака ты согреешься быстрее, — вкрадчиво произнес он.

— Только попробуй его отобрать! — пригрозила Габриель и объявила: — Знаю, движение! Вот что мне поможет согреться. Давай-ка взглянем на виноградники.

— Шагом или бегом? — предложил Люк, улыбаясь краешками губ при воспоминании о том, как в детстве они носились по виноградникам.

— Пожалуй, лучше шагом, — решила она и двинулась вперед. Люк шел за ней, сохраняя некоторую дистанцию. На всякий случай.

— Стараешься держать руки при себе? — со смешком поинтересовалась Габи.

— Не стараюсь, а держу, — возразил Люк и преувеличенно тяжко вздохнул. — Ты даже не представляешь, каких титанических усилий мне это стоит.

Габриель хмыкнула и замерла, дойдя до первого ряда виноградника. Лозы — неухоженные, в сорняках, больные — повергли ее в ужас. Среди винограда она заметила…

— Это… розы? — пролепетала девушка.

— Похоже на то, — согласился с ней Люк.

— Кто в здравом уме будет сажать розы вместе с виноградом?

— В здравом — никто, — ответил он с мрачноватой усмешкой.

— Что бы ты сделал с этим виноградом?

— Выдернул бы с корнем и посадил новый.

— Сровнять все с землей и начать заново… Не слишком ли дорого это обойдется?

— Один несомненный плюс, который я вижу, — место солнечное и близко к Кавернесу.

— Вопрос в том, перевешивает ли он множество минусов.

— Над этим стоит подумать, — кивнул Люк. — Предлагаю обсудить все за ленчем. — Увидев, что Габриель колеблется, он мягко сказал: — Всего лишь ленч, Габи. Не ужин.

— Договорились.

Уютное кафе при отеле оказалось очень симпатичным.

Почти сразу на столе появились вода со льдом, бокал охлажденного белого вина для Габриель и пенящаяся кружка пива для Люка. Они заказали также сыр, паштет и свежевыпеченный хлеб. Девушка огляделась. Отсюда открывался замечательный вид, но все же не такой красивый, как в Кавернесе.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы открыть кафе на холме позади замка?

— Нет.

— Считаешь, оно себя не оправдает?

— Не хочу портить пейзаж.

Габриель вскинула брови:

— Значит, ты не всегда руководствуешься деловыми соображениями?

— Да почти никогда, — усмехнулся Люк.

— И все же Дом Дювалье процветает под твоим руководством.

— Просто я знаю свое дело.

— Не сомневаюсь. А кстати, если бы не семейный бизнес, чем бы ты занялся?

— Ты имеешь в виду, когда желание стать летчиком-истребителем или врачом у меня пропало?

Люк в детстве мечтал о профессиях, сопряженных с опасностями, приключениями и риском. Он предпочитал играть в борцов Сопротивления, укрывавших у себя беженцев с риском для собственной жизни, или в асов времен Первой мировой войны, пытающихся сбить Красного Барона [1] Красный Барон — прозвище «аса из асов» Манфреда фон Рихтгофена. .

— Мы ни разу не добрались до Красного Барона, верно? — спросила она.

— Однажды Симоне это все-таки удалось.

— Только потому, что Раф ей поддался, — возразила Габи.

— Раф просто сделал вид, что поддался, чтобы не уронить себя в собственных глазах. Даже двенадцатилетние мальчишки обладают гордостью. — Лицо его стало задумчивым. — Или я ошибаюсь? Мне показалось, что в тот день Раф смотрел на Симону как-то иначе. Может, понял, что влюбился. А после, когда Симона прятала тебя от гнева Жозе, его признательность и любовь к ней только росли. Да, на Рафа можно положиться, и, реши Симона последовать за ним в Австралию, он бы горы для нее свернул, я нисколько не сомневаюсь, — неожиданно закончил Люк.

— Почему ты говоришь об этом только сейчас? — сдавленно проговорила Габриель. — А тогда ты, как Швейцария, занял нейтральную позицию.

— Допустим. — Он сузил глаза. — Симоне было восемнадцать, и она привыкла к беззаботной жизни и роскоши. Рафу было двадцать два, у него не было ни гроша, и он собирался на другой конец света. Что он мог предложить ей, кроме любви и заверений в том, что когда-нибудь он преуспеет? Я люблю Рафа как брата, но умею трезво смотреть на вещи.