Бетти Монт - Тихая гавань

Его лицо стало еще бледнее, он вздрогнул, услышав такую характеристику. Но нет — он и виду не подаст, как жестоко она обидела его! Старые императивы, которые он усвоил еще в детском возрасте, вернулись: скрывай свои чувства, не позволяй никому догадаться, что ты несчастен или напуган.

С белым как мел лицом, на котором застыла надменность, он произнес:

— Прощайте, Мэй. — Если таким она себе его представляет, им больше не о чем говорить, — как не имело смысла говорить что-то Ванессе. Иногда слова не нужны, просто излишни.

Этот вечер он провел дома. Пока Марта готовила ему легкий ужин, Лоренс слушал по радио трансляцию выступления Орегонского симфонического оркестра и читал деловой еженедельник, хотя его мысли были далеки от того, что он видел перед глазами. Он снова и снова перечитывал одни и те же слова, не понимая их смысла.

— Надеюсь, вам это понравится, — сказал ему Скотт, внося в столовую первую перемену. — Марта не пополняла запасы, решив, что вы будете обедать в городе. Она собирается за покупками только завтра, поэтому соорудила что-то из того, что оказалось под рукой.

— Выглядит прекрасно, — равнодушно проговорил Лоренс, взглянув на поставленную перед ним тарелку.

Марта порезала ломтиками свежие груши, положив затем на них тончайшие полоски розовой ветчины, овечий сыр и грецкие орехи и полив все это нежнейшим соусом. Цветовое сочетание было великолепным, состав продуктов — необычным. Он попробовал — кажется, в соусе присутствует винный уксус? Что бы это ни было, вкус казался новым и оригинальным. Жаль, что у него нет аппетита. Однако чтобы пощадить чувства Марты, потратившей столько усилий, он должен все съесть — даже если подавится при этом.

Когда Скотт вернулся со следующим блюдом и с удовлетворением посмотрел на опустошенную тарелку, Лоренс сказал:

— Это было великолепно! Передайте Марте, что она гений.

На лице у Скотта было написано облегчение. Он убрал использованную тарелку и поставил перед ним другую.

— Она любит поэкспериментировать — вы же знаете. Это тоже что-то новенькое — ножка цыпленка с грибами, запеченная в фольге. А соус — сливки с базиликом. Вы же любите базилик.

Разве? — подумал Лоренс, тупо разглядывая сливочный соус с лиловыми вкраплениями. И вспомнил: о да, он его действительно любит.

— Вы с Мартой балуете меня, — сказал он, подумав, как часто в пору его детства они делали все возможное и невозможное, чтобы подать ему к столу любимые лакомства.

Лоренс отказался от десерта и попросил принести кофе в кабинет, решив перед сном пару часов поработать. Все равно он не заснет, поэтому какой смысл подниматься в спальню?

— Вам принести что-нибудь еще, сэр? — спросил Скотт, прежде чем оставить его наедине с кофе.

Подняв взгляд от документов на столе, которые приводил в порядок, Лоренс покачал головой.

— Нет, спасибо. Все было отлично.

Скотт медлил у дверей, и Лоренс, снова посмотрев на него, поймал заботливый и тревожный взгляд пожилого человека.

— Она очень славная девушка, сэр, — выпалил Скотт. — Добрая и отзывчивая, полная веселья, но серьезная внутри. Не то что та, другая. Мне и Марте она никогда не нравилась.

Застыв, Лоренс холодно произнес:

— Спокойной ночи, Скотт. — Он не собирался обсуждать с ним ни Ванессу, ни Мэй; у Скотта никто не спрашивал, что он о них думает.

Личная жизнь Лоренса не касается тех, кто на него работает. От них требуется только одно — чтобы они исполняли свои обязанности и не совали нос в чужие дела. Однако со слугами, знавшими его с детства, существовали определенные трудности — как и с миссис Райан — они полагали, что могут высказывать свое мнение, когда им заблагорассудится, и не выбирали при этом выражений. Им и в голову не приходило, что они фамильярничают!

Смутившись, Скотт бросил на него оскорбленный взгляд и удалился, не сказав ни слова. Лоренс почувствовал себя виноватым и в то же время раздраженным. Откуда это чувство вины? С логической точки зрения, он был прав: Скотту не следовало ничего ему говорить. Но после нескольких минут бессмысленного глядения в стену он поднял трубку внутреннего телефона и позвонил в квартиру прислуги.

Скотт почти сразу взял трубку. Его голос был ровным и вежливым:

— Да, сэр?

— Простите, Скотт, — сказал Лоренс. — Мне не следовало набрасываться на вас. Все дело в том, что я устал и раздражен.

— Все в порядке, сэр. — Голос Скотта потеплел. — Я понимаю.

Лоренс этого и боялся: что он слишком хорошо все понимает. И уж во всяком случае, не собирался позволять ему продолжить обсуждение, поэтому быстро попрощался и положил трубку.

Сосредоточься! — приказал он себе, глядя на разложенные бумаги. Погрузиться в работу — единственный способ забыть обо всем остальном; он понял это еще мальчиком. Но слова танцевали перед глазами, сливаясь в бессмысленный хоровод. В голове что-то кольнуло. Нет, это не обычная головная боль. Он положил палец на артерию в правом виске и закрыл глаза. Когда давление ослабило боль, он убрал руку, но боль опять вернулась. Пришлось отложить работу и отправиться в спальню.

Однако заснуть Лоренс не смог. Он долго ворочался с боку на бок, вставал, но ни читать, ни слушать музыку тоже не получалось. Единственное, о чем он был способен думать, — это о Мэй, о том, что чувствовал, держа ее в объятиях, прикасаясь к мягкому теплому рту своими губами, о том, как…

Как он сможет жить, потеряв ее?!

Не будь глупцом! — возразил он себе. Разве можно потерять то, что никогда тебе не принадлежало? Тяжело перевернувшись на другой бок, он застонал. Прекрати думать о ней, поспи немного, иначе наутро будешь едва живым!

Когда Лоренс наконец провалился в сон, тот тоже был заполнен горячими, неустанными мечтами о Мэй: он обнимал ее обнаженное тело, целовал ее, любил, получая такое удовлетворение, о котором наяву не стоило даже и мечтать.

Он проснулся от собственного крика и сразу же вскочил с кровати. В ванной Лоренс сорвал с себя влажную пижаму и бросил в корзину для грязного белья, затем принял долгий прохладный душ. Пробудившись после этого окончательно, он оделся, избегая смотреть на себя в зеркало ванной.

Лоренс прошел в кабинет и включил электрический чайник, который держал там, чтобы в любое время дня и ночи иметь возможность приготовить себе растворимый кофе. Потягивая черную горькую жидкость, он взялся за работу, которую не закончил накануне вечером.

Скотт появился в семь и разумно воздержался от комментирования того факта, что хозяин в такую рань на ногах, полностью одет и работает.

— Чудесное утро, не правда ли?

Лоренс этого не заметил, но, когда Скотт раздвинул шторы, неохотно посмотрел на голубое небо и яркое солнце. За окном царила весна, но в его сердце была зима.