Сара Дэрринг - Узоры судьбы

— Зачем? Я не пущу тебя!

— Я не спрашиваю у тебя разрешения, а просто посвящаю в свои планы. Я отведу мула на вершину горы. Если промедлить, он умрет в сарае, тогда мне не удастся его достойно похоронить. А Лесли был хорошим мулом, он заслужил приличное погребение.

Эйбел бросилась к старику так стремительно, что опрокинула стул.

— Там зима, выживший ты из ума старик! Здесь дождь, а на вершине — снег. Ты умрешь от холода или подхватишь воспаление легких…

— Не оскорбляй меня. Я еще могу отличить зиму от лета.

— Ты снова сломаешь ногу.

— Да? Ну так лучше там, чем здесь.

Эйбел заплакала.

— Не ходи! Вызови ветеринара. Ты — это все, что у меня осталось. Я сойду с ума, если ты погибнешь вместе с Лесли.

— Тогда ты станешь наконец свободной, если, конечно, снова не попадешь в сети Десмонда.

Эйбел зарыдала. Ей только этого не хватало.

— Да не плачь ты, девчонка, — в смятении бормотал Батл. — Не выношу женских слез. — Он поднял стул и усадил ее. — Я не какой-то там молодой недоумок, который не может о себе позаботиться. На горе есть большая пещера. Мы с Лесли прекрасно устроимся.

— Но как я об этом узнаю? — всхлипнула Эйбел.

— Так же, как в свое время моя жена Мойра. В ясные дни увидишь дымок от костра. А сейчас я хотел бы получить патроны, которые ты спрятала.

— Зачем? В кого ты собираешься стрелять?

— В медведя, если проголодаюсь, или в Десмонда, если буду сыт.

Эйбел высморкалась.

— Ни за что. Пойдешь без ружья.

Батл серьезно посмотрел на нее слезящимися глазами.

— Не могу. Может, Лесли придется помочь перебраться в рай для мулов.

Эйбел закрыла глаза и вздохнула.

— В верхнем левом ящике шкафчика в ванной.

Батл подошел к двери и вдруг остановился.

— Верхний левый ящик? Это там, где ты хранишь свои женские штучки?

Эйбел открыла глаза и увидела, что старик покраснел от смущения.

— Если у тебя хватает мужества идти на вершину горы в середине зимы, то уж подавно хватит, чтобы сдвинуть в сторону коробочку тампаксов. Я не буду своими руками отправлять тебя на погибель.

Краска на щеках старика стала гуще.

— Обещай, что ты будешь осторожен. — Эйбел обняла его.

— Эй! — завопил он. — Прекрати сейчас же! Ненавижу телячьи нежности.

— Обещай, что будешь осторожен, или я поцелую тебя прямо в губы!

— Упаси Господи! — Батл отшатнулся. — Вот тебе мое слово. А теперь отойди подальше.

Час спустя она стояла во дворе, наблюдая, как Батл уводит Лесли в серую влажную мглу. Он поднял руку. Она сделала то же самое.

Ты старый сентиментальный дуралей, подумала она, а я — сентиментальная дуреха, но вслух прокричала:

— Прощай, Лесли!

Старый мул повернул голову в ее сторону, заломил уши и взбрыкнул. Она обрадовалась, что животное еще не собирается сдаваться, но потом подумала, что скорее всего никогда его больше не увидит, и на ее глаза опять набежали слезы.

Эйбел следила за мулом и стариком, пока они не исчезли в лесу. Затем посидела немного на могиле Джейка, слушая удаляющийся звон колокольчика Лесли. Это живым плохо, подумала она. Это оставшиеся в живых страдают и горюют, оплакивают и чувствуют себя одинокими.

Начинался дождь.

Стив уселся напротив доктора Коула.

— Док, я к вам раньше назначенного срока, но есть причина.

— Как себя чувствуете, молодой человек? — спросил тот, внимательно всматриваясь в Десмонда.

— Уже десять дней, как я не чувствую головных болей. Понимаете? Совсем не чувствую. У меня такое чувство, что опухоли нет. Я словно на свет заново родился.

— Должен вас огорчить, но…

— Я хотел бы сделать новые снимки, — перебил старого врача Десмонд.

— Сынок, — устало проговорил доктор Коул, — хотел бы я с тобой согласиться, но антибиотики не влияют на опухоли, доброкачественные они или нет. Но…

— Что но? — нетерпеливо воскликнул Стив.

— Но если симптомы исчезли, возможно, опухоль рассасывается. Скажи, что ты принимал еще?

— Травы из аптеки Лайна.

У врача поползли вверх брови.

— Тебе кто-то посоветовал?

— В общем, да. Но я подумал, что в моем положении, как говорится, все средства хороши.

— Ты прав. Что ж! Давай повторим рентген, чем черт не шутит. А вдруг!.. У меня есть друг в Милфорде, отличный специалист-невропатолог…

— Пустая трата времени, док. Я знаю, каковы мои шансы под ножом хирурга.

— Нет-нет. Ты не так меня понял! Я собираюсь послать ему твои снимки. Он не хирург, но отлично читает снимки, во всяком случае, точно скажет, что изменилось за две недели.

— Либо не изменилось?

— Не знаю, сынок. — Доктор Коул устало пожал плечами. — Но тебе не повредит мнение еще одного специалиста. Лишь кошелек станет легче. Человеческий организм — удивительная штука. Не надо это сбрасывать со счетов.

Стив помолчал, думая о тете Молли, Тетти, Сандре, о своем только что отделанном доме и, конечно, об Эйбел, о которой думал ежеминутно.

— Согласен.

— Вот и отлично. Сейчас я позвоню туда.

Возвращаясь домой после рентгена, Стив притормозил у дороги, ведущей к Веджвортам. Он всегда поглядывал в сторону дома Эйбел, когда проезжал мимо. На кладбище он заметил маленькую фигурку в ярко-желтом плаще. Стив остановился. Не выходя из машины, он с грустью смотрел на Эйбел, которая выглядела такой беззащитной и одинокой. Он заглушил мотор. Все-таки видеть реальную, из крови и плоти Эйбел было во сто крат мучительнее, чем видение в языках пламени.

Он решился. Откуда ни возьмись, нашлось резонное объяснение еще полчала назад казавшегося бы невозможным поступка. Кто-кто, а Эйбел вправе знать, что ее травы принесли мне облегчение. Она должна это узнать не от Стаси, а от меня.

Будь мужественным, Десмонд, пожелал он себе.

Стив шел по дороге, каждую минуту ожидая, что она поднимет голову. Но она его не слышала.

Он остановился за ее спиной, не зная, с чего начать. Наконец негромко позвал ее.

— Стив! — Эйбел от неожиданности вздрогнула. Ее глаза смотрели на него настороженно, но где-то в глубине зрачков мелькнула робкая радость.

Стив заметил это и приободрился. Приготовленная в уме фраза, составленная из высокопарных извинений, застряла в горле. Глядя в эти глаза, он был не в состоянии произнести что-нибудь избитое, вроде «Эйбел, простите меня…» Он почувствовал, как кровь прилила к лицу. Его губы расплылись в застенчивой мальчишеской улыбке.

— Я — идиот, Эйбел. Мне нет прощения. Но если ты… если вы согласитесь принять это за аксиому, то, может, немножко простите меня.

Эйбел помедлила с ответом, отчаянно борясь с собой, ей не хотелось, чтобы Десмонд заметил смятенность, в которую ввергло ее его появление. За несколько секунд она пережила страх, недоверие, притупившаяся было боль обиды вновь резанула по сердцу, но одновременно возник поток других чувств, с которым она не в силах была совладать. Она в растерянности переспросила: