София Чайка - «Горящая» путевка

В дверь их номера постучали, и Ками обернулась, но открывать не пошла. Даже в своем теперешнем состоянии эта женщина не собиралась появляться перед неизвестным в одной мятой футболке — пусть и такой симпатичной.

«Рафаэль», — подумала Лиза. Она бросила один — контрольный — взгляд в зеркало, второй — на застывшую Ками, а затем медленно направилась к двери. Еще не хватало, чтобы он подумал, будто она только и делала, что ожидала его прихода.

Она даже слегка расстроилась, когда увидела, что это не Рафаэль. Но времени, чтобы поразмышлять над этим, у нее не оказалось. «Викинг» снял свои темные очки, и Лизе вдруг показалось, что она его откуда-то знает. Она даже открыла рот, чтобы спросить мужчину об этом. Но тут за ее спиной раздался грохот — Ками уронила или бросила на пол колу — и восторженный вопль.

Лиза предусмотрительно отошла в сторону, когда ее подруга ухватила «викинга» за обе руки и поволокла в свою комнату. На его загорелом лице на один миг мелькнуло ошарашенное выражение, и именно тогда Лиза вспомнила, откуда она его знает. Но сообщить об этом Ками она не успела. Та захлопнула дверь спальни с таким видом, что Лиза решила подождать со своими открытиями до более подходящего момента.

Сомнения в правильности принятого решения не слишком долго мучили ее, потому что на пороге уже стоял Рафаэль и не скрывал своего восхищения, пристально рассматривая Лизу — каждую деталь ее одежды, каждую черточку ее лица. Это было очень… волнующе.

Да, пожалуй, с Камиллой она поговорит позже.

— Чаровница!

Лиза мило покраснела, а его, ставшая постоянной в присутствии этой девушки, эрекция еще боле увеличилась. Рафаэлю требовались немалые усилия, чтобы держать свои порывы в узде.

Он как никогда понимал, что ему придется проявить все свое мастерство соблазнителя, чтобы склонить писательницу к близости. Тем более что времени для этого у него было очень мало. И с каждой минутой становилось все меньше. Поэтому он решил не тратить его на изысканные комплименты, а вместо них сосредоточиться на томных взглядах и сказке, в ее самой подходящей для соблазнения версии.

— Ужин?

Он ласково, но решительно увлек Лизу подальше от комнаты, где уже выполнял свое задание Громов. Раф не сомневался, что Гоша делал это с удовольствием.

— Пожалуй, я воздержусь. Лучше — обещанная сказка.

Она не сопротивлялась, когда он взял ее за руку, но и не бросала на него завлекающие взгляды в немом призыве «Делайте со мной, что хотите!», как все его предыдущие подруги. Эта девушка просто шла с ним рядом, как с родственником, другом, хорошим знакомым, наконец. И лишь едва заметная дрожь в пальцах нежных рук выдавала ее волнение.

Такой любовницы у него еще не было. Одно это возбуждало в Рафаэле недюжинный аппетит, и отнюдь не к еде — во всяком случае, в ее обычном понимании.

— Сказка ждет нас на берегу. Вы готовы?

— Конечно. Я уже согласилась и не привыкла менять свои решения.

Замечательно. И он не привык.

Она не спрашивала его разрешения. Эта женщина вообще не тратила время на разговоры. Во всяком случае, с ним. Неужели, она на самом деле решила, что он немой? Но сейчас это обстоятельство, или скорее недоразумение, его вполне устраивало, и Гоша не собирался доказывать обратное.

Закрыв дверь, Камилла немедленно стащила футболки с него и с себя, бросила их на пол, обхватила Гошу руками за талию и прижалась горячей, бархатистой грудью к его вздымающейся от волнения груди. Это было блаженство, и его плоть отреагировала мгновенно, прямо как в юности.

Издав хриплый стон, он запрокинул ее голову назад и поцеловал жадным, требовательным поцелуем. Она выгнула спину и ответила ему тем же, проведя ноготками по его спине снизу вверх, а затем в обратном направлении.

Дикая кошка. Своевольная и неприрученная. Всегда такой была. А он всегда хотел ее, даже тогда, когда еще не понимал, что это такое — желать женщину.

Сегодня в душевой Громов осознал, насколько глубоко мечта о Камилле пустила корни в его сердце. Нежное чувство тлело в нем долгие годы, а она одним взмахом руки, то есть ноги, разожгла из углей пожар. Теперь он сжигал Гошу заживо.

Раньше он довольствовался малым — периодическими, ни к чему не обязывающими встречами с ужином, сексом и… Нет, общих завтраков, кажется, не было ни разу.

Но теперь все изменилось. Громов обязан либо заполучить эту женщину навсегда, или потерять — тоже навсегда. Он просто не сможет остаться безразличным к ее возможным будущим любовникам. А это значит, что ему придется ее избегать.

Нет, он просто обязан приручить Камиллу Снигиреву, хотя это очень трудная задача. Ему хотелось быть с ней нежным, терпеливым, медлительным, исследовать языком и пальцами каждую клеточку ее обалденно красивого тела, которое столько раз снилось ему по ночам.

Но она не хотела от него нежности. Поэтому он решил дать ей то, что она требовала в данную минуту — страсть, всепоглощающую и неистовую.

Он отпустил ее лицо и вдавил пальцы в упругие ягодицы. Она ответила ему приглушенным поцелуем вздохом, и Гоша понял, что движется в нужном направлении. Он оставил левую руку ласкать упругую плоть, а двумя пальцами правой руки сжал напряженный коричневый сосок. Ками тут же потерлась о Гошу животом, и он тоже не удержался от стона.

После этого Камилла ловко стащила с него шорты почти до колен и завладела накаленной плотью. Громов тотчас понял, что не выдержит подобных экспериментов, и поэтому подхватил женщину на руки и, путаясь в оставшейся на нем одежде, бегом бросился к кровати.

Она с нескрываемым удовольствием и видимым нетерпением ждала, пока он высвободит ноги из штанин, а затем потянула его на себя.

Это оказалось непередаваемо чудесно — лежать на желанной женщине, беспрепятственно касаться ее кожи, а не глянцевых листков журналов, ощущать слегка солоноватый вкус кожи ее груди, твердых сосков, живота. Он благоговейно поцеловал темные волосы у развилки ее ног через кусочек красного кружева, а затем поддел большими пальцами тоненькие веревочки, соединяющие два ажурных треугольника, и стащил их с ее бесконечно длинных ног.

Но когда Громов собирался попробовать на вкус ее самое горячее местечко, Ками вскрикнула:

— Потом! Ты сделаешь это позже! Хочу тебя. В себе. Всего.

Поздним вечером море не выглядело лазурным и бескрайним. Оно золотилось в отражении лучей спрятавшегося за горизонт, уставшего за день солнца, и казалось, постепенно превращалось в розовато-оранжевые облака. Но скоро и они уступят место темной, загадочной синеве южного неба, уже завладевшего восточной частью небосвода.

Волны лениво набегали на постепенно остывающий песок почти опустевшего пляжа, а затем запасливо уносили его с собой в неизведанные глубины, такие же таинственные, как выражение на лице Рафаэля.