Эмили Роуз - Не изменяй любви

Сгорая от нетерпения узнать, что ее ждет: исполнение грез или очередное поражение, она повернулась к Даниэлю, но лицо его, на котором сейчас не осталось никаких следов вчерашней боли и страданий, дышало таким миром и покоем, что у нее не поднималась рука его разбудить.

Бесцельно побродив по комнате, Лесли свернулась калачиком в продвинутом к камину кресле и взяла в руку стакан с янтарным напитком, который Даниэль вчера, очевидно, так и не успел выпить.

И тут что-то привлекло ее внимание. Она даже не сразу поняла, что именно. А когда поняла, глаза ее расширились от удивления и ужаса: на полу возле камина лежала папка, на которой красивыми буквами было написано: «Специальная информация о Лесли Стиворт» . И более мелким шрифтом — «Конфиденциально» . Чуть ниже был указан адрес агентства Тони Келтона. У Лесли упало сердце и потемнело в глазах. Когда она немного оправилась и смогла размышлять, в голове мелькнула чудовищная догадка. Выходит, Даниэль ездил именно за этими документами! И она, услужливая влюбленная дура, сама его туда отвезла!

Трясущимися руками Лесли положила папку себе на колени и углубилась в чтение, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что документы эти ей, строго говоря, не принадлежали. Даниэль мог заказать и оплатить это расследование, но никто не вправе, просто заплатив деньги, стать владельцем сведений о личной жизни другого человека!

Несмотря на вполне естественный интерес, сильное возбуждение и ярость не позволяли Лесли читать достаточно быстро. Она была всего лишь на середине первой страницы, когда раздавшийся позади шорох заставил ее оглянуться. В нескольких шагах от нее застыл Даниэль. Он уже успел натянуть джинсы и что-то держал в руке. Приглядевшись, Лесли увидела, что это был лист бумаги…

Даниэль стоял, широко расставив ноги, подавшись всем телом вперед: классическая поза неприкрытой агрессивности. Мускулы его рук и торса напряглись, как бы в предощущении схватки, лицо казалось высеченным из камня.

— Быть может, ты ищешь это? — он гневно потряс листом бумаги. — Именно за этим ты сюда и пришла, не так ли, Лесли? За долговой распиской твоего отца?

— Значит, она у тебя? — с нескрываемой тревогой пробормотала Лесли. Разумеется, она понимала, что рано или поздно ей придется поговорить с ним и об этом. Однако ей и в голову не приходило, что случится это так скоро. Зная Симона, она не сомневалась в том, что документ надежно спрятан. А ведь Даниэль только сегодня утром вновь обрел способность видеть…

— Да, — с горечью ответил Даниэль. — Она у меня. Могу себе представить твое разочарование: пойти на все это, — он махнул рукой в сторону смятой кровати, — ради того, чтобы завладеть ею раньше меня, — и все напрасно. — Глаза его сузились: — Бедная Лесли! Такая великолепная игра — и все попусту!

Папка выскользнула из ослабевших пальцев Лесли, и бумаги, подобно осенним листьям, рассыпались по полу. Она медленно поднялась с кресла, сделала два неторопливых шага к Даниэлю, и, глядя ему в глаза с холодной, но вместе с тем обжигающей ненавистью, дала ему пощечину.

— Негодяй!

На его лице не дрогнул ни один мускул, хотя Лесли знала, что ударила очень больно. Ее собственная ладонь горела.

— Я достаточно выслушивала твои оскорбления! — Голос ее звенел от ярости. — Теперь настал твой черед меня выслушать. Мне безразлично, поверишь ты мне или нет. На помилование я не особенно рассчитываю. Но выслушать меня тебе придется.

— Продолжай! — Даниэль усмехнулся, всем своим видом давая понять, как презирает ее в эту минуту.

— Ты считаешь меня виновной в гибели твоего брата, — сказала Лесли. — Что ж, в какой-то степени ты прав. Мне не следовало соглашаться выходить за него замуж. Несмотря ни на что. Но известно ли тебе, что Симон, поставив своей целью заполучить меня, использовал моего отца? Годами! С той минуты, когда впервые увидел меня в машинописном бюро. Вначале, рассчитывая на мою благодарность, он взял его на работу. Однако вскоре, убедившись, что я недостаточно благодарна, стал давать отцу деньги, чтобы тот мог играть. И тут я поневоле утратила контроль над ситуацией. Тем не менее я продолжала упорствовать. И вот однажды, в конце недели, он передал отцу двадцать пять тысяч долларов с тем, чтобы он положил их на счет компании в понедельник. Деньги он дал наличными, представь себе, Даниэль! И это человеку с наклонностями моего отца. А о наклонностях этих Симону было доподлинно известно.

Даниэль отрыл было рот, но Лесли продолжала:

— Нет уж, дай мне договорить. Я понимаю, что отец виноват. Он не имел права играть на эти деньги. Но более бесстыдной и циничной ловушки и представить себе невозможно. И, конечно же, отец в нее угодил. А потом Симон пришел ко мне… — Она нервно поежилась и поплотнее запахнула полы халата. В голосе ее теперь не было ничего, кроме бесконечной усталости. — Он сказал, что либо я выхожу за него замуж, либо отец отправляется в тюрьму. А из тюрьмы ему уже не вернуться — так Симон и заявил. Отец слишком слаб для тамошних порядков. Среди настоящих преступников ему не выжить…

Лесли закрыла глаза и тяжело откинулась на спинку кресла, как будто необходимость вспоминать все это окончательно лишила ее сил.

— Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. Целый месяц я честно пыталась смириться с мыслью, что стану женой Симона. А потом появился ты. — Она подняла на Даниэля затуманившиеся от слез глаза. — И я поняла, что не смогу этого сделать. Просто не смогу, и все. Я влюбилась в тебя с первого мгновения и была готова скорее отправить отца в тюрьму, чем выйти за кого-нибудь кроме тебя.

Даниэль порывисто шагнул вперед, но она отпрянула быстрее, чем он смог к ней прикоснуться.

— В тот вечер, Даниэль… в тот вечер, который ты позабыл, я сказала тебе, что разорвала помолвку. Ты понял, почему я это сделала, ведь ты испытывал те же чувства. Ты прямо корчился от ощущения вины, но ничего не мог с собой поделать, — она глубоко вздохнула, чтобы сдержать рыдания. — Ты поцеловал меня… ты обнял меня… мы любили друг друга, а потом, после всего, ты посадил меня в свою машину и повез отсюда, от него… Я думаю, Симон о чем-то догадывался, потому что, встретив нас на дороге, он развернулся и помчался следом… А потом…

Она опять помолчала, пытаясь справиться с бившей ее дрожью. Лицо Даниэля приняло мертвенно-пепельный оттенок, и Лесли подумала, что доктор Флетчер, наверное, был прав. Наверное, слишком жестоко было рассказывать ему это.

Но теперь она уже не могла остановиться. Возможно, подсознательно, ей и хотелось быть жестокой. Хотелось сделать ему так же больно, как сделал ей он.

— Потом Симон погиб, а тебе было невыносимо думать, что в этом есть хотя бы доля твоей вины. Поэтому ты предпочел во всем обвинить меня. Из комы ты вышел совсем другим человеком, Даниэль: жестоким и несправедливым, полным ненависти ко мне за то, что я… разрушила твою семью. — Она выпрямилась и со всем достоинством, на которое была сейчас способна, посмотрела в его округлившиеся от ужаса глаза. — Но с меня довольно. Я несла на себе ответственность за случившееся столько, сколько могла. Я и сейчас чувствую свою вину… — Из глаз ее катились слезы, но Лесли даже не замечала их. — Однако и тебе пора отвечать за свои поступки.