Эмили Роуз - Не изменяй любви

С этими словами она вскочила и выбежала из комнаты. Ничего не видя вокруг из-за застилавших глаза слез, спустилась по лестнице, каким-то чудом отыскала оставленную вечером в прихожей сумочку, вытащила оттуда ключи от своего крошечного, взятого напрокат автомобиля и так же, как в ту ночь, когда все это началось, выбежала прямо в беснующуюся бурю.

Несколько мучительных мгновений Даниэль стоял неподвижно, ошеломленный, ослепленный, ничего не видя и не слыша, словно оказавшись в иной вселенной. Неужели все это правда? — думал он, с трудом преодолевая тошнотворную слабость, охватившую его тело, из последних сил стараясь зажечь свет, который осветил бы непроницаемую бездну его памяти. Боже, неужели это правда? Неужели кто-то был способен заставить ее пройти через все это? И не только Симон, но и он тоже?

А потом, услышав злобный рев мотора ее машины, стук разлетающегося в сторону гравия, он едва не задохнулся от ужаса: это безумие — уезжать в такую погоду! Особенно в том жутком возбуждении, в котором Лесли вылетела из комнаты.

Невероятным усилием воли заставив повиноваться больную ногу, он устремился вниз и распахнул дверь как раз в то мгновение, когда задние огни ее машины, мигнув, скрылись за воротами. Он должен ее задержать! Боли Даниэль не чувствовал, но знал, что долго нога не выдержит. Единственная надежда была на то, что в самом начале дорога делала большой крюк, огибая парк. По прямой же до выезда из парка было не более двадцати шагов. Если бы ему удалось их сделать…

Едва не упав, он перешагнул через порог и оказался в ледяных объятиях ветра, смешанного с потоками дождя. Тело его мгновенно онемело от холода, но он продолжал двигаться вперед, моля небо об одном: не упасть раньше, чем он пройдет эти бесконечно длинные двадцать шагов.

И он их прошел.

Когда из-за поворота выскочил автомобиль Лесли, Даниэль уже стоял посредине залитого водой шоссе.

И в это мгновение, когда время, как это уже случилось однажды, вновь замедлило свой бег, когда перестало существовать все, кроме молочно-белого света неотвратимо приближающихся фар, нарастающего рева мотора и завываний бури, он наконец вспомнил.

Вспомнил все.

Лесли решила остановиться еще до того, как заметила на дороге человека. Холодный ливень быстро погасил ее ярость, и ей вдруг стало ясно, насколько неразумным был этот внезапный отъезд. Еще одно бегство, еще одна буря, еще одно несчастье. Не слишком ли много трагедий уже принесла с собой ее внезапно вспыхнувшая любовь?..

Ее нога уже начала давить на тормоз, когда фары выхватили из темноты насквозь промокшую фигуру Даниэля. Что он здесь делает? Она могла сбить его!

Лесли закричала, хотя, возможно, ей это только померещилось, до отказа вдавила в пол педаль тормоза и резко вывернула руль влево. Удивительно, Лесли совершенно не испугалась, даже тогда, когда машину занесло и она, потеряв управление и резко развернувшись, стала съезжать с шоссе. Почему-то ее нисколько не беспокоило, что произойдет с ней, лишь бы только обезумевшая машина не задела столь отважно и столь глупо стоявшего посреди дороги человека. Убедившись, что этого не случилось, она закрыла глаза и стала ожидать удара.

Но сегодня, в виде исключения, судьба была на ее стороне. Едва съехав на обочину, потерявшая на повороте скорость машина остановилась, всеми четырьмя колесами увязнув в раскисшей от воды почве. Мотор тут же заглох, и наступила тишина, в которой раздавались лишь оглушающе-громкие удары ее сердца. Лесли уронила голову на руль и почувствовала, как по ее лицу катятся слезы. Она даже не пыталась их вытереть. Бежать ей теперь было некуда, прятаться — негде.

А в следующее мгновение к машине уже подбежал Даниэль. Рванув дверцу так, что она едва не сорвалась с петель, он одним движением своих могучих рук вытащил Лесли наружу.

— О, Лесли! — кричал он, прижимая ее к себе. — Боже мой, Лесли! Что я наделал!

Безвольно приникнув к его холодной груди, она смутно вспомнила, что однажды уже слышала эти слова. Однако в тот раз они звучали чуть иначе. Что мы наделали? — тоскливо и потерянно спрашивал он тогда. Изменилось всего лишь одно маленькое местоимение. Но Лесли, замирая от надежды и страха, подняла к нему свое мокрое лицо.

Сердце екнуло у нее в груди. Прекрасное лицо Даниэля было искажено страданием, глубоко запавшие глаза наполнены мукой, спиной он опирался на машину, как будто боясь не удержаться на ногах. Его нога! — пронзило Лесли. Боже, да как он вообще смог сюда дойти? И какую невыносимую боль он сейчас испытывает!

— Прости меня, Лесли, — тихо сказал он, и в голосе его была такая же мука, как и в его глазах. — Я понимаю, слова ничего не значат, но если бы ты знала, как мне стыдно, любовь моя. Как невообразимо мне перед тобой стыдно!

Боясь, что все это окажется сном, Лесли закрыла глаза и несколько секунд не отвечала.

— Ты действительно мне веришь? — спросила она, вновь посмотрев ему в лицо.

— Да, — ответил он, прижимая ее к себе так сильно, будто опасался, что она снова убежит или попросту растает в воздухе. — Больше того, любовь моя: я все вспомнил.

Не осмеливаясь поверить, Лесли напряженно вглядывалась в его лицо. Она уже столько раз позволяла себе это — поверить, что к нему наконец вернется память, и столько раз надежды ее были обмануты: когда он пришел в себя в больнице, когда вернулся домой, когда поцеловал ее, когда снова смог ее увидеть, и самое жестокое разочарование — когда он вновь ласкал ее тело и не узнал его.

— Это правда, — шепнул он, и губы его вдруг тронула давно забытая улыбка, как будто пришедшая из той, прежней, жизни. — Я помню все. Каждое мгновение.

Все еще сомневаясь, Лесли смотрела на него сквозь полуприкрытые ресницы, на которых дрожали маленькие капельки дождя. Буря затихла. Даниэль поднял ее подбородок и, по-видимому, распознал это сомнение, таившееся в глубине ее глаз.

— Ты мне не веришь? Ладно, посмотрим, удастся ли мне тебя убедить. — Он снова улыбнулся. — В тот вечер ты не была такой смелой, как вчера, не так ли? Хотя, если память мне действительно не изменяет, ты была слегка навеселе. Я как будто припоминаю пустую бутылку из-под вина…

При этих словах и Лесли не смогла сдержать улыбки.

— Ну, здесь ты немного преувеличиваешь. Кое-что в ней все-таки оставалось…

— И даже в том состоянии, разгоряченная вином, ты была полна решимости не преступать границ дозволенного. Мне пришлось основательно поднапрячься, чтобы преодолеть твое сопротивление.

— Да уж, — несмотря на краску, залившую оледеневшие щеки и шею Лесли, улыбка ее стала еще шире, — но вчера вечером все было несколько иначе.

— А все, что на тебе тогда было, — продолжал Даниэль, — это никчемный кусок материи, который ты почему-то именуешь халатом.