Дорис Смит - Огонь ласкает

— Хелен Фрейзер. Как вы себя чувствуете? — спросила она, взяв меня за руку.

— Замечательно. Меня вообще не должно здесь быть, — нетерпеливо ответила я. — А как у вас дела?

— Я полностью с вами согласна!

Более пристально вглядевшись в ее улыбку, я заметила тщательно скрываемую за ней физическую слабость. Как сказал К.Ф.? «Не такая уж легкая операция». Я охотно поверила в это.

Мама и миссис Фрейзер сразу понравились друг другу, и я не стала вмешиваться в их разговор. Я лениво прислушивалась сначала к маминому рассказу про Испанию, потом к рассказу миссис Фрейзер про Калифорнию, где жила ее замужняя дочь, Джанет, и трое внуков, которых она еще не видела.

— Но скоро увижу.

Она объяснила, что они с мужем поедут туда, «как только я разделаюсь с этой проблемой». Выяснилось, что она находится в больнице на предварительном лечении с середины сентября и очень переживает, что пришлось оставить «Дэвида и Кена» без присмотра. Мама ненавязчиво поинтересовалась, что за операция ей предстоит.

— Какая-то гадость, название которой я никак не могу выговорить, — с показной веселостью ответила миссис Фрейзер. — Они собираются каким-то образом увеличить мое сердце.

Вскоре после этого она встала.

— Теперь ваша очередь навестить меня. Кен сказал, что вы придете, если я вас очень попрошу.

— С удовольствием, — смущенно ответила я. — И спасибо, что заглянули ко мне.

Я знала, что, должно быть, ужасно выгляжу. Мама принесла мою косметичку, но я еще не успела воспользоваться ею, как и переодеться из неприглядной больничной ночной рубашки. Смотрелась я, наверное, как беспризорница. Должно быть, миссис Фрейзер было жаль меня, иначе почему ее глаза так ласково смотрели на меня, когда мы прощались?

— Рада была познакомиться, Кон, — сказала она.

На следующий день мне разрешили встать на обед, и, когда пришла Мария, я устроила ей экскурсию. Она все еще мечтала стать медсестрой и несколько раз повторила мне это. Я подумала, что она не представляет, чего хочет, и спросила, как родители отнеслись к ее работе у Саймона.

— Вполне нормально. Разумеется, про его жену они не знают.

Я искоса посмотрела на нее.

— Я хочу сказать, это же просто городские сплетни, их это не касается. Если уж на то пошло, это не касается никого из нас. И вообще, думаю, сейчас они не особенно обо мне волнуются. У них что-то свое на уме.

Оставшись одна, я собралась было навестить миссис Фрейзер, но медсестра сказала, что она плохо спала ночью и сейчас отдыхает, так что я стояла у окна в своей палате и смотрела на дремлющий Дублин. Мысли мои были беспокойны. Этот папин аппендицит… И насколько серьезная операция предстоит миссис Фрейзер?..

Я попросила Марию оставить дверь открытой, так что вместо стука раздался хрипловатый голос:

— Можно войти?

Я повернулась, не веря своим ушам. У меня начались слуховые галлюцинации — я слышала голос того, кого здесь быть не могло… наверное, все из-за сотрясения. Но я ошиблась. На пороге стоял Саймон, в брюках, шотландском кардигане и золотисто-коричневом свитере-поло.

— Так я могу войти? — снова мягко спросил он.

— О… о да, мистер Поррит, конечно.

В следующую минуту я почувствовала, что он обнял меня за плечи, слегка сжал и поцеловал в щеку.

— Как у вас дела? И не называйте меня «мистер Поррит»!

— Я… в порядке.

Это была неправда. В данный момент, садясь, я чувствовала слабость в ногах.

Дермот целовал меня сотни раз, все мужчины на этаже целовали меня на прошлый день рождения, вчера меня поцеловал Брайан; поцелуй Саймона был таким мимолетным, что с трудом вообще мог считаться поцелуем. Но дело было не в нем, а во мне. Сколько можно обманывать себя, говоря, что хочу помочь ему с братом, и при этом все время думать, хорошо ли я выгляжу! Даже сейчас я мысленно благодарила Бога, что успела накраситься и надеть халат, который мне подарили на день рождения в августе, белый с рукавами три четверти… а все почему?.. потому что, как и многие другие, я влюбилась в него.

К моему смущению, Саймон смотрел на мои волосы, молча и так, словно они могут обжечь его. Я нервно поправила выбившуюся прядь. Если их как следует расчесать, как сегодня, то они не так уж плохи, хотя когда-то я шесть новолуний подряд загадывала, чтобы они стали черными. Сегодня на фоне моего белого халата они выглядели даже ярче, чем обычно. В детстве одно из моих прозвищ было «факел».

— Не стоило ехать в такую даль субботним днем.

Его необыкновенные глаза засветились весельем.

— Страшно подумать, как далеко приходится ехать другим!

— Каким другим?

— Ой, да бросьте, как я понимаю, имя им легион!

Легион! Похоже, это все Брайан. Только на прошлой неделе электрик, чинивший у нас розетку, вошел со мной в лифт и пригласил на свидание. Тогда замечание Брайана показалось мне веселой шуткой, но с тех пор все изменилось.

— Только не говорите, что верите каждому слову Брайана, — ответила я.

В следующую секунду, глядя в словно потухшие глаза, я болезненно подумала, так ли он смотрел на предшественницу Марии, когда давал ей от ворот поворот.

— Да, так вот… — Он сел. — Я, собственно, по делу. Вчера вечером я столкнулся с сержантом в… — Он назвал полицейский участок, в котором занимались моей аварией. — Они не будут выдвигать обвинение.

— Я знаю. Он же сам сказал мне.

— Да, но они могли передумать. — Он запнулся. — Вы ведь и правда ехали слишком быстро. И вы должны были видеть мальчика. Я видел — задолго до того, как вы затормозили.

— Я и так тормозила перед светофором.

— Вы начали тормозить слишком поздно.

— В четверг вы этого не говорили.

— Для вашего же блага, — рассудительно заметил он.

— Я не просила вас врать ради меня. Я никому не позволила бы этого делать.

Это был мой принцип. Родители всегда настаивали на том, чтобы самому отвечать за свои поступки.

— Я думала, что сбила его, вы сказали, что нет, сказали, что он сам выбежал…

— Успокойтесь, вы устраиваете бурю в стакане воды, — сказал Саймон и покачал головой. — Я никогда никому не вру, тем более полиции. Вы не сбивали мальчика, и он действительно выбежал на дорогу, не глядя по сторонам. Я даже не говорю, что вы что-то нарушили. Я просто говорю, что в такое время в данном месте, подъезжая к светофору, вы ехали, немного превысив скорость.

Сказано это было спокойно, и в этом была доля истины. Я знала, что тогда даже две секунды сыграли бы роль, я также знала, что ехала без очков. Ему не было нужды подчеркивать это. В глубине души я всегда буду помнить об этом, так уж я устроена.

— Не волнуйтесь так, — внезапно сказал он. — Я же не лжесвидетельствовал, я уже сказал вам. Это всего лишь — как назвал бы это Фрейзер — превентивные меры.