Дорис Смит - Огонь ласкает

— Кто-нибудь следит за телефоном наверху?

— Нет. — Мой голос был едва слышен.

— Тогда вам следовало бы вернуться на свое место. Я ожидаю звонка из главного офиса. А вы, Уэст, останьтесь, я хочу переговорить с вами.

Мои ноги начали функционировать, я бросилась в коридор и нажала кнопки вызова обоих лифтов. Но ни один из них не приехал к тому моменту, как вышел Брайан, красный как помидор, и мрачно направился к лестнице. За ним по пятам шел К.Ф. с папкой бумаг в руке. Наконец приехал лифт, я тихо вошла в него вместе с К.Ф. Доехав до пятого этажа, я услышала, что телефон у моего стола буквально разрывался. Я кинулась к нему.

— Кон, где тебя носит? — спросила операторша. — Я все этажи обзвонила. Мистер Мортимер спрашивает мистера Фрейзера. Нет, послушай, я знаю, что К.Ф. вышел, но он хочет поговорить с его секретарем, он сказал, насчет встречи. Честное слово, подруга, он просто рвет и мечет.

Мистер Мортимер был известен тем, что не выносил халатности. Теперь в трубке раздался его голос, звенящий от злости:

— Кто это говорит? Вы хоть понимаете, что я жду вот уже полных десять минут?

— Да, мистер Мортимер, я прошу прощения, — начала я, но у меня отобрали трубку.

— Фрейзер слушает, сэр, — непринужденно сказал К.Ф. — Мои извинения. Да, боюсь, это моя вина… о, денек тот еще, сэр… Да, на этой неделе… ну, сначала не очень хорошо, но сегодня немного лучше.

Он открыл папку, которую держал в руках, и разговор перешел на деловые темы. Несколько минут спустя он прошел мимо моего стола к себе в кабинет. Я склонила голову, но он, видимо, презирал страусов не меньше, чем поп-музыку.

— Вы не могли бы зайти на минутку, пожалуйста?

Я стояла в его кабинете, пока он снимал пальто. Он повернулся, увидел, что я стою, и неожиданно сказал:

— Садитесь.

Я послушно села, не сводя с него глаз. Странное чувство, почти как тогда, месяц назад, когда он застал меня загорающей. Еще более странно, что, похоже, он чувствовал себя так же неуверенно, как и я. Он открыл рот, сказал: «Я… э-э…» — и снова умолк. Словно со стороны, я услышала свои слова:

— Насчет произошедшего — мне ужасно неловко.

— Знаю. — Он сделал грустное лицо. — Это, конечно, несравнимо, но, когда я был инспектором, в вашем возрасте, я однажды улизнул с работы играть в хоккей, и мне сломали нос. Мне устроили приличную взбучку.

До меня постепенно доходило, что опасность миновала. Более того, вместо выговора мы фактически вернулись к тем дружеским отношениям, которые установились во время поездки в Ливерпуль.

— Я хотел сказать вам, — говорил между тем Кен, — что моей матери сделали операцию.

— Когда?

— В прошлый понедельник.

— И… как она?

— Сегодня уже гораздо лучше, даже хочет увидеть нас. А что будет дальше… — Он пожал плечами.

Теперь я понимала причину его невнимательности в последнее время.

— Я так рада. Пожалуйста, передайте ей это и еще мои наилучшие пожелания.

— Спасибо, обязательно. Может быть, где-нибудь через неделю вы навестите ее?

— С удовольствием. Операцию решили делать недавно?

— Более или менее. С тех пор, как ей последний раз стало хуже, они никак не могли решить, сколько времени осталось в их распоряжении.

— Это было почти три недели назад, — вспомнила я.

Он кивнул:

— Да, но она так толком и не поправилась. Ее ничего не интересовало, что для моей матери весьма несвойственно.

Тем вечером в пять часов, спускаясь вниз и направляясь домой, я услышала, что кто-то весело напевает этажом или двумя ниже. Лестница была довольно воздушной конструкцией, и от взгляда вниз с высоты пятого этажа могла закружиться голова, но мне было уж очень любопытно. Певец находился прямо подо мной. Я видела только его ладонь на перилах, большую, без перчатки, постукивающую по дереву — словно ребенок, у которого только что кончились занятия в школе. Спускаясь вниз, певший наконец попал в мое поле зрения — высокий, темноволосый, с непокрытой головой. Но я и так уже узнала эту руку. На прошлой неделе она подняла мой чемодан так, будто это была дамская сумочка.

Про его поездку в главный офис ходили самые разные слухи. Некоторые даже говорили, что лет через десять он займет место мистера Мортимера.

А потом я разобрала несколько строк:

Если бы я был свободен, что бы я делал?

Куда бы я пошел?

Несомненно, выздоровление его матери вернуло ему сердце. Теперь он торопился снова отдать его — на этот раз «английской розе». Я с улыбкой подумала о том, какое же чудо удалось сотворить Фионе Мастерсон.

Вообще-то можно было бы ожидать, что мама в коричневом платье для беременных окажется более податливой, чем мама в брюках и свитере — своем обычном субботнем наряде. К сожалению, мои ожидания не оправдались.

— Извини, Кон, но спорить бесполезно. Так не пойдет.

Я сердито откинулась на подушки. Прошлым вечером меня не волновало то, что меня напичкали лекарствами и отправили в постель, но теперь, проспав двенадцать часов и чувствуя себя нормально, я не понимала, почему должна отказаться от посещения парикмахерской. Мама думала по-другому. Я должна была оставаться в постели до самого вечернего чая. Сонный отец пришел забрать поднос с завтраком. Он выслушал меня, но явно был не на моей стороне. Этого и следовало ожидать.

— Отдохни, детка. Это ведь не вопрос жизни и смерти.

— Да, сразу видно, что ты не женщина! — вспылила я.

Он с интересом подошел к моему зеркалу и посмотрел на свое отражение — высокий, худой, в старом пиджаке и тапочках, волосы торчат в разные стороны.

— Это хорошо. А то я все-таки иногда волнуюсь: вас пятеро, а я один.

— Ничего! — подбодрила я. — Может, скоро вас станет двое!

— Сойдет и шесть к одному, если только все обойдется, — тихо ответил он и поднял поднос.

— Дантистам пора переходить на пятидневную рабочую неделю, — объявила мама. Мы помирились, и она стояла у моего окна, высматривая на дороге Марию. — Впрочем, вот проехал автобус. Если она на него не успела, нам придется начинать без нее. Ненавижу, когда такое случается в субботу.

— Может, я встану на обед? — радостно предложила я. — Я уже даже не чихаю. Я пробовала.

— Ты снова нарываешься на ссору? — поинтересовалась мама и тут же замолчала. — О, слава богу, вот наконец и она.

Мама ушла, и через несколько минут раздался голос Марии:

— Привет.

— Привет, — ответила я.

— У меня для тебя сообщение. Брайан заболел. У него грипп.

— О черт! — Как обычно, я сначала подумала о себе.

Голубые глаза Марии бесстрастно смотрели на меня.

— Вместо него с тобой идет мистер Поррит.

Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Папа принес чай и поставил его на столик у кровати. Он поднял поднос, который я отодвинула в ноги, и хотел унести его.