Ли Уилкинсон - Не отпущу!..

— Кто-то еще хочет есть?

— Я, — уверенно ответила она. — Я очень старалась приготовить вкусно.

Куинн нехотя опустил руки, отдал Элизабет цветы и взялся за свой кейс.

— Дай мне несколько минут, я только приму душ и переоденусь.

Он довольно скоро вернулся, чисто выбритый, с влажными после душа волосами, в шелковой рубашке с расстегнутым воротом и спортивных брюках. Иронически оглядел свечи, композицию из красных роз и фужеры.

— Ну просто медовый месяц.

Элизабет поставила на стол закуску из копченой лососины с вареными раками, а Куинн открыл шабли и разлил.

Подняв бокал, она сказала:

— Пьем за нас.

Огонь свечей дрогнул у него в глазах, смотревших на нее поверх бокала.

— За нас, — повторил он, но лицо его осталось непроницаемым.

Элизабет почувствовала тревогу — за несколько минут его отсутствия близость исчезла и вновь вернулась скованность. Элизабет изо всех сил старалась придумать интересную тему для беседы, но в голове было пусто. Наконец, твердо решив прервать молчание, она заметила:

— После восьми я стала думать, где ты запропастился.

— Я же предупредил, что могу задержаться, — ровно ответил он.

— Ты предупредил, что вообще можешь не появиться, — не сдержав раздражения, упрекнула она. — Правда, я так и не поняла, что за дела такие в наш… — Она запнулась.

— В наш медовый месяц? — с иронией закончил он.

Она порозовела.

— Ты первый заговорил об этом.

— Это было до того, как ты снова сбежала.

Он до сих пор обижается.

— Но теперь я здесь, и тебе нелегко будет от меня избавиться, — твердо сказала Элизабет.

— Ты выражаешься совсем как настоящая жена. Вспыхнув, она огрызнулась:

— Я и есть жена.

— Пусть даже временная?

— Ты сам предложил оставаться вместе, пока жар не утихнет.

— А ты предпочла бы пожизненные узы? Что-то не верится.

Элизабет закусила губу, на глаза навернулись слезы.

— Мне бы не хотелось ссориться, — хрипло проговорила она.

На его лице появилось виноватое выражение.

— Прости. Ты так старалась превратить этот вечер в праздник, а я обращаюсь с тобой как последняя свинья. — Потянувшись через стол, он взял ее за руку и поцеловал в ладонь. — Простила?

Стараясь не моргать, она выдавила из себя дрожащую улыбку.

— Мне нечего прощать.

— Как ты великодушна. Боюсь, ты станешь менее милосердной, если я расскажу тебе, куда ездил.

— И куда же? — с любопытством спросила она.

Он снова налил вина.

— В твой бывший колледж, повидаться с Питером Керрадайном.

— Это твое право. Надеюсь, ты его застал?

— Да. Он теперь возглавляет историческое отделение. Я спросил его, помнит ли он, что его бывшая студентка поступила на работу к отцу. Он сказал: «Да, Джо Меррилл. Отлично помню». Только ваши рассказы не совсем совпадают.

— Но они должны совпасть! — вскрикнула она. — Этого не может быть.

— Может. Генри действительно обращался к нему, когда искал секретаря-историка, но Керрадайн не называл ему твоего имени.

У Элизабет побелели губы.

— Но он мне сам так говорил.

— Да, говорил. Но на деле было несколько иначе.

— Не понимаю, — пробормотала она.

— Генри сам наводил справки и уже знал о тебе.

Он попросил Керрадайна связаться с тобой и сказать, что это он, Керрадайн, тебя рекомендует. Генри считал, что ты скорее примешь место, рекомендованное преподавателем, знакомым и уважаемым человеком. Керрадайн признался, что ему было неловко даже так незначительно кривить душой и что, если б его не связывало с Генри близкое знакомство, он бы еще подумал. Потом он спросил, что из этого вышло, и я успокоил его, сказав, что вы с Генри отлично сработались. Вообще он очень положительно к тебе относится. Сказал, что, несмотря на тяжелую домашнюю обстановку, ты была жизнерадостной девушкой, отличавшейся мужеством и редкостной прямотой. И еще он спросил, не знаю ли я, где ты теперь. Когда я сказал, что ты моя жена, он пожал мне руку и заявил, что мне повезло.

Элизабет разжала стиснутые кулаки.

— По крайней мере теперь ты знаешь, что я не лгала.

— Чего я не знаю, так это того, что на самом деле затеял Генри. Ни минуты не верю в то, что он наплел Керрадайну.

Элизабет едва перевела дух от облегчения, и вот опять!

— Разве это имеет значение, после стольких лет?

Он пожал плечами.

— Наверно, не имеет.

Прозвучало это не очень уверенно.

Элизабет не любила забивать себе голову тем, что не считала важным. Она убрала остатки рагу и принесла абрикосовый десерт. Куинн ел молча, слегка сдвинув темные брови.

Когда тарелки опустели, она отодвинула стул и встала. Куинн тут же поднял голову.

— Я все уберу и принесу кофе. А ты пока отдохни у камина.

Она послушно пересела на банкетку и стала смотреть, как ловко он собирает посуду. Было тепло и уютно. Заглядевшись на пламя, Элизабет разомлела, как кошка. Когда Куинн вернулся с подносом, она уже еле сдерживала зевоту.

Подавая ей чашку, он произнес:

— Я не поблагодарил тебя за вкусный ужин. — И лукаво добавил: — И не предполагал, что женщина, на которой я женился, умеет готовить.

— Когда-то не умела, потом пошла на курсы кулинарии. Надоели порционные блюда из микроволновки.

Он серьезно взглянул на нее.

— Ты жила одна? Наверно, это было невесело.

— Я жила одна, и мне было невесело. Хотя к одиночеству можно привыкнуть.

— А твои родители? Ты не общалась с ними? По словам Керрадайна, ты не нашла с ними общего языка. Неужели они тебя не поддерживали?

— Они всегда заботились обо мне, но между нами никогда не было близости. Ну а к тому времени они вообще уже успели умереть.

— Когда это случилось? До или после того, как ты поступила на работу к Генри?

— После. Если точно, то за неделю до моего двадцать первого дня рождения.

— И отчего они умерли?

— Попали в катастрофу. Мать везла отца в больницу с очередным инфарктом, и «скорая помощь» съехала с дороги и покатилась вверх тормашками по насыпи. Позднее я узнала, что лопнула передняя шина — они ехали на очень высокой скорости.

— Так ты действительно была одна. — Куинн поморщился. — Будь он неладен, этот Пери.

Такого оборота она не ожидала.

— При чем тут Пери? Он поступил, как считал нужным.

— Только не воображай, что он святой. У него был точный расчет.

— Что ты имеешь в виду? Он был так добр.

— А ты никогда не спрашивала себя, с чего бы это ему быть таким добрым?

— Ну, думаю, он беспокоился обо мне и…

— Черта с два беспокоился. Это он все подстроил.

У Элизабет вытянулось лицо.

— Ты думаешь?..

— Я не думаю, я знаю.

— Но он всего-навсего…

— Он не только показал тебе мое письмо, но запустил всю эту игру. Все было рассчитано.

Элизабет замотала головой, но Куинн не дал перебить себя: