Эва Киншоу - Не теряй надежду

— А ты храбрая, хоть и любишь поспорить!

Она попыталась отвернуться, но Том удержал ее за руку.

— Я попробую устроить тебе постель, а ты пока походи вокруг костра.

— Хорошо.

Она шагала взад-вперед, с изумлением наблюдая за Томом. Он пошарил по углам, отыскал где-то кусачки и перерезал проволоку, связывавшую тюк сена. Потом разбросал его, как она сама делала тысячу раз — для лошадей. У костра возникло подобие прямоугольного ложа, которое он прикрыл подстилкой. Выпрямившись, Томас произнес:

— Боюсь, сено старовато и слишком сухое, но ничего лучшего я придумать не могу.

Улыбнувшись дрожащими губами, она попыталась ответить ему с прежней лихостью:

— Беру свои слова обратно, Том. Ты не просто гений — у тебя есть навыки выживания. Мне частенько приходилось ночевать на сене, когда какая-нибудь из лошадей болела.

— Хочешь лечь?

Поколебавшись, Дайана огляделась. Дождь все еще барабанил по крыше сарая, но уж с этим ничего нельзя было поделать.

— Мне надо выйти на минуту, — призналась она.

— Возьми фонарь, — как ни в чем не бывало предложил он. — А я пока подкину дров в костер.

…Это произошло, когда Дайана уже собиралась вернуться обратно. Неожиданно прямо над ней нависла огромная черная туша, а в круге света от фонаря мелькнули красные глаза и крутые белые завитки… Через минуту она сообразила, что перед ней огромный бык, и опрометью кинулась в сарай, вскрикнув от страха. Захлопнув дверь, Дайана больно прищемила себе пятку, всхлипнула и упала.

— Что там такое?!

— Закрой дверь! — завопила она, отчаянно пытаясь взять себя в руки, но тут сарай затрясся от жуткого рева, прорезавшего ночь.

Томас быстро запер дверь на засов. Мгновение стояла полная тишина. Они напряженно вслушивались. Потом раздалось хлюпанье, новый рев, но вскоре все затихло.

Дайана даже не подозревала, что по щекам ее катятся крупные слезы. Трясясь от страха, она сообщила светским тоном:

— Самый большой бык, какого я когда-либо видела, Том. Вот и все. Ой, я, кажется, порезалась. — Сняв сапог, она пощупала пятку, и на руке остались следы крови.

— Ну как ты себя чувствуешь?

Завернувшись в коврик, Дайана сидела на старом автомобильном сиденье. Сапоги ее стояли рядом, одна щиколотка была обмотана разорванной на полоски футболкой. Посмотрев на Томаса Уильямса, Дайана величественно ответила:

— Отлично.

Он присел на корточки рядом с ней.

— Вид у тебя не очень. Трястись-то перестала?

— Кажется, да… Извини, я повела себя как трусиха, не хватало еще истерики…

— Ну, это была не совсем истерика.

Дайана королевским жестом повела плечом.

— Неважно. Обычно меня не так-то легко испугать какому-то быку и прочему зверью, хотя, честно говоря, никогда еще не видела их так близко. Да так неожиданно…

— Думаю, тебе стало получше, Дайана, серьезно сказал Томас. — К тебе вернулось твое былое красноречие.

— А как я выгляжу? Ужасно, да? — Она пробежалась рукой по волосам. Они были влажные, а покрывавшая их раньше пыль превратилась в грязь. Дайана посмотрела на свой синий костюм. — Бывают такие неудачные дни, правда, Том? И лицо у меня наверняка тоже все в грязи.

— Точно, — согласился он. — Грязь, следы слез, но, как ни смешно… — Он умолк.

— Что? — с вызовом спросила она.

Том улыбнулся.

— У тебя сильный характер. Думаешь, кровотечение прекратилось?

— Да.

— А как твоя спина?

Она прислушалась к своим ощущениям.

— Забавно, сейчас она меня почти не беспокоит. Сильный испуг подействовал на нее положительно!

— Может, тебе удастся уснуть?

Дайана боязливо огляделась.

— А вдруг он вернется? Вдруг это его сарай — не оттого ли он впал в такую ярость?

— Но дверь-то закрыта.

— Знаешь, сначала я боялась, что он вломится сюда.

— Обещаю тебе, что этого не случится.

— Ладно, — согласилась она наконец. — А ты что будешь делать?

— Сторожить, — усмехнулся Том.

Он помог ей улечься на самодельное ложе, накрыл ковриком, подложил под голову свой свернутый пиджак и спросил:

— Ну как?

— Нормально. А ты не замерзнешь?

Отойдя, он растянулся на сиденье от машины.

— Надеюсь, нет. Буду следить за огнем, пока смогу. К тому же я привык к походным условиям, что бы ты там ни говорила.

— Но я же взяла свои слова обратно.

— Точно. Спи, уже почти полночь.

— Так поздно? — зевнув, она поудобнее устроилась под ковриком. — Удивительно, как быстро бежит время, когда на душе весело.

Он не ответил, и Дайана задремала. Но вскоре проснулась, повернула голову к огню и положила руку под щеку.

— Дайана, — тихо позвал Томас.

— Да?

— С тобой все в порядке?

— Вполне.

— Тебе не спится? Что, соломенная постель не столь удобна, как я надеялся.

— Дело не в этом.

— А в чем?

На губах ее появилось подобие улыбки, но глаза подозрительно заблестели.

— Так, пустяки.

Томас зашевелился.

— Тебе что — грустно?

Она заморгала так, словно старалась остановить слезы.

— Да нет, просто не по себе. И огонь скоро погаснет. У нас что, нет больше дров?

— Нет.

— Ты, наверное, замерз. Почему бы тебе не накрыться чем-нибудь?

— Есть идея и получше. — Он встал. Дайана сначала не поняла, что он имел в виду, пока Том не приблизился к ней. — Может, подвинешься чуть-чуть?

Рот ее полуоткрылся, она повернулась, глядя на него снизу вверх.

— Только чтобы согреться, Дайана, — спокойно пояснил он, не сводя с нее глаз.

— Хорошо, Том.

Через несколько минут он уже устроился рядом и начал ритмично массировать ей спину. Дайана решилась сказать ему:

— Том… должна тебе признаться — это самое приятное, что я испытала за весь прошедший день.

— Я рад, Дайана. Может, ты снова уснешь?

И она уснула.

Когда Дайана проснулась, то обнаружила, что, видимо, повернулась во сне и теперь лежала в объятиях Томаса, который мирно спал.

Костер давно потух, сквозь высокое окошко просачивался слабый утренний свет. Лицом она ощущала прохладный неподвижный воздух, но под ковриком было тепло. Она судорожно вздохнула, а потом заставила себя дышать спокойно, чтобы не разбудить Тома.

Она напомнила себе, что знает Уильямса всего два дня, что у нее есть причины сердиться на него и даже ненавидеть; только это не имело никакого значения. Боже, она снова влюбилась не в того. Может, он никогда ею и не заинтересуется как женщиной…

Она попыталась мысленно образумить себя, но позади было три горьких одиноких года, и она постоянно ругала себя за то, что была такой дурой и так легко верила в хорошее. Припомнилось и многое другое. Подавив рыдание, она выскользнула из объятий Томаса и попыталась встать.

— Дайана? — Он сразу проснулся и притянул ее к себе. — Какого черта?