Одри Бишоп - Обгоняя ветер

Чувствовалось, что, несмотря на то что с тех пор прошло немало времени, этот факт до сих пор приводил миссис Санчес в бешенство. И хотя Уинни познакомилась с Милдред не более часа назад, она была полностью согласна с теми чувствами, которые та испытала, узнав о намерениях родного внука. И вовсе не из-за того, что Уинни всегда искренне полагала, что каждый человек обязан позаботиться о своих престарелых родственниках, что дома престарелых существуют исключительно для одиноких стариков, которым больше некуда пойти. Просто невозможно было представить эту величественную даму на попечении чужих людей. Миссис Санчес была слишком горда и независима для дома престарелых.

Хэл, прознав о намерениях сводного брата, провел с Сайрусом воспитательную работу, и тот уже готов был пойти на уступки, но тут взбрыкнула сама миссис Санчес. Если раньше она не испытывала особого восторга от идеи поселиться в доме Сайруса, то теперь она и слышать не хотела о том, чтобы переехать к нему, как тот ни извинялся и ни упрашивал.

Тогда Хэл предложил Милдред переехать к нему. Но и это предложение было пылко отвергнуто гордой женщиной, так как меньше всего ей хотелось обременять чужого человека. Если уж родной внук не горел желанием приютить ее, то с чего ей было полагаться на милость посторонних людей. Еще не хватало, чтобы она, Милдред Долорес Санчес, стала приживалкой на старости лет.

Хэл несколько раз пытался уговорить ее отбросить бессмысленную гордость и подумать о своем здоровье, но миссис Санчес и слышать ничего не хотела о переезде. Выслушав категорический отказ, он вроде бы смирился с таким положением вещей, но взамен предложил подвезти Милдред до дома в день выписки. Та, не подозревая, что с его стороны это была не столько любезность, сколько хитрость, поблагодарила Хэла и согласилась принять помощь такого рода. Совершенно неожиданно для своей пассажирки, он поехал не в ее квартиру, а в собственный дом.

Как оказалось, он и не думал отказываться от своего первоначального замысла поселить миссис Санчес у себя. Заранее зная ответ Милдред, Хэл перевез ее вещи к себе, не спрашивая на то разрешения, а потом поставил ее перед фактом, что теперь она будет жить у него. Милдред была еще слишком слаба, чтобы самостоятельно съехать, а Хэл напрочь отказался водворять ее назад в одинокую квартиру.

— Как мы кричали друг на друга! Это надо было слышать. Дом стоял на ушах. Месяц наши соседи шарахались от нас. Потом я немного успокоилась, выпустила пар и начала замечать, что мое присутствие и в самом деле ни капли не затрудняет его жизнь. Да и Генри проявил недюжинный такт в общении. Скорее всего, дело было в том, что он не прилагал никаких усилий, чтобы убедить меня в том, что я ему не мешаю. Я ему действительно никаким образом не мешала. Потом я стала осознавать, что и меня совершенно не стесняло то, что мы живем под одной крышей. И это если учесть мою привычку к одиночеству! За пару месяцев мы так притерлись друг к другу, что я уже не мыслила себе жизни в другом месте.

Чем больше Уинни слушала хозяйку, тем сильнее она ощущала неловкость: словно она бесцеремонно совала свой нос не в свое дело. Умом она понимала, что подобные ощущения были совершенно беспочвенны, так как миссис Санчес рассказывала ей обо всем исключительно добровольно. За все время их разговора Уинни не задала ни одного наводящего вопроса, который мог бы спровоцировать Милдред на чрезмерную откровенность. Но от этого чувство неловкости не исчезало.

Миссис Санчес немного помолчала. Потом она посмотрела на Уинни тем испытующим взглядом, который та уже несколько раз замечала во время их разговора, и проговорила:

— Я иногда с грустью думаю о том моменте, когда Генри надумает жениться. Конечно, врачи больше не настаивают на постоянном присмотре, но мне будет обидно покидать этот дом. Я к нему привыкла.

Уинни хотелось убедить миссис Санчес, что никто и не подумает выгонять ее из этого дома, но она вовремя опомнилась. Как она может взять на себя ответственность делать подобные утверждения! Никогда нельзя предугадать заранее поступки незнакомых людей, ведь порой и хорошо знакомые люди могут повести себя совершенно непредсказуемо.

Она попыталась представить себе, как некая женщина ворвется в жизнь ее новых знакомых и начнет диктовать свои условия с немыслимой категоричностью. Уинни почувствовала злость по отношению к воображаемой дамочке. Неужели та действительно посмеет выгнать пожилую женщину из дома?! Уинни едва сдержалась, чтобы не выразить возмущение по поводу воображаемых событий, которые прокручивались в ее голове. На последнюю фразу миссис Санчес следовало прореагировать со всей осторожностью и деликатностью. Уинни постаралась придать своему голосу убедительность, которую вовсе не испытывала, и произнесла:

— Может, его будущая жена не будет возражать, если вы останетесь здесь.

— Возможно, ты окажешься права, дорогая. Очень надеюсь, что так и будет. — Загадочная полуулыбка тронула губы пожилой дамы.

Миссис Санчес погрузилась в воспоминания, а Уинни осмысливала услышанное. Они заменили друг другу семью, эти два почти чужих человека. У них не было абсолютно ничего общего. Все в них было различно: возраст, характеры, интересы. Но в том, что они привязаны друг к другу гораздо сильнее, чем показывали окружающим, Уинни не сомневалась. И беззлобное подшучивание Хэла, и ворчание Милдред явно свидетельствовали о взаимной любви и симпатии.

Молчание затягивалось. Уинни огляделась, пытаясь подыскать нейтральную тему для беседы. На журнальном столике она заметила экономический журнал, раскрытый на аналитических обзорах, и потянулась к нему.

— Вы интересуетесь экономикой? — с легким удивлением в голосе произнесла она. — Разрешите? — И после кивка взяла журнал в руки, придержала пальцем разворот, на котором журнал был открыт, и посмотрела на дату. Номер был свежим, что доказывало: его читают не из праздного любопытства. Уинни недоумевала: зачем пожилой даме понадобилось забивать себе голову столь узкопрофессиональными вещами?

— Боже упаси, девочка, — рассмеялась Милдред. — Я еще не выжила из ума. Всегда считала, что это все эти науки не дело для женщин. Не пойми меня неправильно, — поспешила добавить она, — я вовсе не критикую твой выбор профессии. Для женщины нет благороднее дела, чем обучать подрастающие поколения. Но ведь, согласись, для учителя наука не главное. Чтобы учить детей вовсе не требуется углубляться в дебри. Можно даже сказать, чрезмерная осведомленность порой оказывается лишней.

Уинни не могла не согласиться с этим утверждением. Не важно, как хорошо ты знаешь свой предмет. Большую часть этих знаний приходится держать при себе. Ведь если начнешь углубляться в детали, которым конца и края не видно, рискуешь запутать учеников, не усвоивших основные понятия и законы. Им главное запомнить общее, а уж с частностями пусть разбираются позже, когда решат изучать предмет в колледже.