Синди Майерс - Всевластие любви

— Не вини себя за это.

— А кого же еще винить, кроме безразличных людей, ответственных за мир, в котором полно таких вот Тино, Луз и Каро?

Они молча потягивали кофе. Картеру не хотелось говорить, он закрыл глаза и слушал, как звякают чашки о стеклянную поверхность кофейного столика, тикают часы, шуршит шелк при каждом движении Джоуни.

— Чем я могу тебе помочь? — спросила она.

Открыв глаза, он увидел, что она пристально смотрит на него тревожным, сочувствующим взглядом.

— Мне надо хоть на какое-то время забыть о смерти, — произнес он.

Джоуни кивнула, протянула руки и крепко обняла его.

— Забудь о ней. Думай о жизни. О том, как прекрасно жить на земле.

Нежно, едва коснувшись губами, она поцеловала Картера. Тот привлек ее к себе, крепко прижал и покрыл лицо жаркими поцелуями. Откинув голову, она посмотрела ему в глаза и стащила с него рубашку, а потом и все остальное.

Картер протянул к ней руки, но она мягко толкнула его на постель.

— Лежи и смотри.

Он лег на бок и стал наблюдать, как она раздевается, медленно стягивая с себя одежду и улыбаясь. Одну за другой она расстегнула пуговицы пижамы, сначала обнажив ложбинку, а затем обе груди, полные и округлые. Груди качнулись, а соски напряглись от возбуждения. Картеру не терпелось схватить ее, но он заставил себя лежать спокойно и наблюдать.

Прежде чем снять пижамные штаны, она повернулась к нему спиной, медленно спустила эластичный пояс, обнажив круглые ягодицы. У Картера пересохло во рту, и ему пришлось напомнить себе, что не вредно бы подышать.

Когда Джоуни снова взглянула в его лицо, она была обнажена, а изгибы и плоскости ее тела блестели и оттенялись мягким светом.

— Ты восхитительна, — выдохнул он.

По-прежнему улыбаясь, она легла рядом с ним и снова поцеловала его, пройдясь по всему его телу длинными, гладящими движениями. Он целовал ее губы, глаза, уши, потом уткнулся лицом ей в шею, благоухающую ванилью, обхватил руками ее груди. Жизнь мало-помалу возвращалась к нему.

— Так приятно только прикоснуться к тебе, — сказал он.

— Тебе нравится? — спросила она.

— О да.

Когда она вскочила с постели, он открыл глаза и запротестовал, но Джоуни быстро вернулась и проворно вскрыла пакетик. Лаская Картера, она ловко натянула презерватив, затем оседлала Картера, держась руками за его грудь, улыбаясь, скользя по нему и обдавая его своим влажным теплом.

Он застонал и вошел в нее со всей силой. От боли воспоминаний не осталось и следа.

Когда они наконец успокоились, она соскользнула с него и легла рядом, прижавшись к нему всем телом и положив голову на его широкую грудь. Он чувствовал усталость. Насыщение. И невероятное счастье.

Приподняв голову, он поцеловал ее в плечо.

— Спасибо, — прошептал он.

Она прижалась к нему ближе.

— За что?

— За понимание того, что мне было нужно.

Она приложила пальцы к его рту.

— Ш-ш-ш. Поговорим завтра, сейчас тебе надо поспать.

Час назад он бы сказал, что больше никогда не сможет спокойно спать. Теперь же знал, что сможет, пока он в ее объятиях.

На следующее утро Джоуни проснулась от незнакомого ощущения — ее обнимали рука и нога Картера. Она закрыла глаза и прижалась к нему крепче, радуясь, что ее ласкают, что даже во сне он не хочет разлучаться с ней. Будет ли так же приятно пробуждаться с ним каждое утро?

Картер пошевелился, пробормотал что-то нечленораздельное, уткнулся лицом ей в затылок, и его рука остановилась на ее груди. Джоуни поежилась и попыталась высвободиться, но он снова притянул ее к себе.

— Нет, не надо. Пора заканчивать ночные игры.

Она засмеялась и тут же откатилась от него, но, когда он наклонился над ней и коснулся губами ее груди, тяжело вздохнула. Он обвел языком сосок, а рукой массировал живот, спускаясь ниже, словно дразня обещанием более интимного прикосновения. Она никогда не подозревала, что ее тело может так внезапно пробуждаться, воспоминания о прошедшей ночи вновь нахлынули, словно прошли не часы, а только минуты.

Картер просунул под нее руку и сжал ей ягодицы. Почувствовав тепло и тяжесть его тела, она выгнулась навстречу, безмолвно умоляя не выпускать ее из объятий.

Он скользнул вверх и начал целовать ей шею. От коротких мягких прикосновений возбуждался каждый нерв. Ее возбуждало даже царапанье его щетины.

В искусстве любви Картер был неподражаем. Пустив в ход руки, ноги и язык, он довел ее до такого состояния, что она, прогнувшись на постели, схватилась за смятые простыни, застонала, почти задохнулась и потеряла контроль над собой.

Очнувшись, Джоуни поняла, что улыбается. Картер тоже улыбался. Он скользнул в нее и начал двигаться в пьянящем ритме, не подхватить которого она не могла.

Этот медленный чувственный танец вполне соответствовал музыке танго. Закрыв глаза, она снова с удовольствием ощутила напряжение, говорящее о желании любить этого человека.

Потом они лежали рядом. Ее голова покоилась на его плече, а пальцы лениво перебирали волоски на его груди. Он накрыл ее руку своей.

— Щекотно.

— Ты боишься щекотки?

Она провела пальцами по его животу.

Он схватил ее за руку.

— Не смей.

Она села, смеясь, ее волосы упали ему на грудь. Картеру нравилось, как она улыбается.

— У меня за эту неделю было много времени обо всем подумать. И мне кажется, я нашла решение всех вопросов, которые меня беспокоили.

— Ты имеешь в виду, что я полицейский?

— Да. — Она выпрямилась, надеясь, что выглядит более спокойной, чем чувствует себя. — После вчерашнего ночного происшествия, думаю, ты согласишься, что тебе надо оставить свою работу.

— Что?

— Мне кажется, ты должен поменять работу. Тебя никто не заставлял быть полицейским. У тебя нет причин каждый день рисковать жизнью.

— И чем же ты хочешь, чтобы я занимался?

— Чем угодно. Ты мог бы стать учителем или воспитателем. Мог бы работать в организации, помогающей трудным подросткам. Я уверена, на твоей нынешней работе у тебя образовалось немало связей.

Она нахмурилась, ей казалось, идея придется ему по вкусу. Почему он не видит всех своих возможностей?

Его голос прозвучал напряженно и тихо.

— Значит, ты думаешь, это так просто? Перечеркнуть всю работу за десять лет только из-за того, что тебе она не нравится?

— Не только мне. Я вчера видела тебя и теперь знаю, как много душевных сил отнимает у тебя эта работа.

— А как насчет того, что она мне дает? Это уже не в счет?

Он отбросил одеяло, надел трусы и потянулся за джинсами.

Она уставилась на него.

— Что ты делаешь?

— Ухожу.

— Ты не можешь сейчас уйти, нам надо поговорить.

— Мне больше нечего сказать.

Он надел носки и ботинки и вышел из комнаты, застегивая на ходу рубашку.