Филис Хаусман - Всему свое время

— Как общество посмотрит на то, чтобы мы завершили наш восхитительный ужин бутылочкой шампанского?.. Ох, что это я! Ведь я забыл прихватить на вулкан шампанское, так что придется нам и дальше обходиться шерри. Но это тоже неплохо.

Он обошел всех и каждому налил в кофейную чашку ликеру, надеясь, вероятно, что вся эта болтовня и все эти действия рассеют создавшуюся напряженность. Пока все сидели в тягостном молчании, потягивая шерри, хозяин принялся деятельно подправлять костер, потом уселся, прокашлялся и наконец сказал:

— Во всем мире не найти места лучше, чем лагерь на склоне пробуждающегося вулкана, для рассказа старомодных историй о привидениях. Почему бы нам не заняться этим?

Джошуа захлестнула волна ярости и раздражения. Как может отец предлагать такие забавы? Разве он забыл, что его сын пережил нечто столь тошнотворно ужасное, отчего, расскажи он это сейчас, Бет… — да что Бет! — все тотчас разбегутся от костра?

Глаза его помимо воли все время искали это красивое личико, светящееся в отблесках пламени. Такого сильного волнения он не испытывал уже лет двенадцать, но понимал: нельзя вернуться к тому, что довелось испытать в юности.

В этот момент Джошуа всем существом почувствовал, как огромная темная масса полуразрушенного склона горы придвинулась к костру почти вплотную. Ощущение пережитого некогда ужаса с такой силой вернулось к нему, что он, казалось, вот-вот лишится рассудка. Одного не мог он понять: были ли эти глаза, следящие за каждым его движением, печальны и любящи, или их переполняла бешеная ненависть?

Как видно, мрачный демон его вины больше не удовлетворяется тем, что почти каждую ночь истязает его кошмарами. Он истратил больше десяти лет жизни, пытаясь искупить зло, причиненное им Кэрол, но этого, вероятно, все еще недостаточно. А не сам ли он рассердил ее душу, когда, впервые заглянув в огромные янтарные глаза Бет, внезапно ощутил острую боль от предчувствия новой потери.

Мертвая Кэрол взывала к нему, требуя покаяния перед всей этой честной компанией, желая, чтобы и Бет узнала, что он собой представляет. И не тень ли самой Кэрол сумела как-то внушить отцу это безумное предложение рассказывать истории с привидениями?

Боже, и это все думает он, ученый! До чего он дошел! Джошуа тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение, способное довести до паранойи. И тут, взглянув на отца, чуть было не расхохотался.

Как безмерно далеко от всего этого Стюарт Хантер! Да он глаз не сводит с Грейс Мюррей, и молодецкая улыбка сияет на его лице. Джошуа вдруг понял: отец просто пытается заинтересовать своей особой эту рыжеволосую леди. Вон каким соловьем заливается!

— Давайте-ка, Грейс, почему бы вам не начать первой? Уж если вы фильмы снимаете, то наверняка знаете множество страшных историй.

— Да что вы, Стью! Я всего-навсего документалист. А историями с призраками в последний раз пугала подружек в летнем лагере. Господи, сколько же времени прошло! Моей специальностью был Erl Konig — король эльфов. Мы, испуганные шестилетки, вынуждены были играть эту пьесу в честь посетившего нас принца.

Дана Кларк вдруг подняла руку, как школьница в классе.

— Эй, ребята, послушайте. Не знаю, правда, сойдет ли это за историю с привидениями, но только в первый день нашего здесь появления я слышала, как один из местных проводников на смотровой площадке Ветрового хребта рассказывал своей группе, почему Обезьяний каньон так называется… Мне кажется, это достаточно жуткая история.

Стюарт Хантер одобрительно кивнул, и Дана, робко улыбнувшись, прокашлялась и начала свой рассказ:

— Так вот, было это в тысяча девятьсот двадцать четвертом году. Несколько рудокопов из Лонгвью жили в хижине на восточном склоне горы, неподалеку от рабочего участка. Рядом — глубокий каньон, южнее — плато Абрахама. И вот однажды вечером, перед самым заходом солнца, появились несколько огромных волосатых животных. Они окружили хижину и начали бросать в нее камнями. Люди провели ночь, трясясь от страха. А утром увидели, что семифутовые обезьяноподобные существа все еще стоят вокруг хижины. Перепуганные рудокопы стреляли в них, в одного попали, и его тело скатилось вниз, в узкую расщелину, с которой начинался каньон. Минеры поспешили вниз, в Лонгвью, и подняли поисковую группу. Те не нашли останков упавшего вниз существа, но когда приблизились к хижине, то увидели вокруг нее завалы камней, да и внутри все было разбито. Люди клянутся, что они и по сей день видят этих обезьяноподобных людей, бродящих в окрестностях. Вот почему это место называют теперь Обезьяньим каньоном. — Закончив рассказ, Дана повернулась к своей начальнице: — Грейс, как вы думаете, мы успеем сходить туда и поснимать то место? Мы ведь спускаемся послезавтра?

Не успела Грейс и рта раскрыть, как Филипп опередил ее:

— Времени у нас только на то, чтобы закончить плановые съемки. С вулканами шутки плохи. Думаю, лучше нам завтра же утром свалить отсюда, довольствуясь тем, что уже отснято. А эти рудокопы ваши скорее всего сами разрушили хижину, а вину свалили на Большого Громилу.

В группе документалистов возникла неловкость, вызванная раздраженным ответом Фила на вопрос Даны, заданный даже не ему. Особенно всех покоробила враждебность тона.

— Ну, Фил, — заговорила наконец Грейс, — насчет плановых работ вы, конечно, правы. Но уж позвольте нам не пренебрегать историей Даны. Кто знает, на что можно там наткнуться? Если где и есть подходящее место для роковых событий, так это здесь.

Бет захотелось обернуться и всмотреться в темноту, обступившую лагерь, не шляется ли там парочка волосатых тварей. Но она заметила, что Джошуа опять смотрит на нее, будто читая ее мысли, смутилась и опустила глаза. Еще не хватало, чтобы он над нею смеялся.

— Ну, милая Дана, — заговорил Стюарт, — как заводила и церемониймейстер этого состязания хочу поблагодарить вас за прелестный рассказ. Если никто не возражает, я мог бы попробовать внести свою лепту. Слыхал ли кто-нибудь из вас кошмарную историю о привидении ковбоя Мардока? Помнишь, Джош?

Взглянув на смеющееся лицо отца, Джош понял, почему тот затеялся со своими привидениями. Стюарт Хантер обожал эту историю и готов был рассказывать ее вновь и вновь.

— Боже, папа! Опять Мардок? Только не это! — простонал сын, всем своим видом изображая прямодушного человека. — Мне бы догадаться, что этим все и кончится.

— Послушай, Джош, я знаю, как ты ненавидишь эту историю. И понимаю почему. Ты не можешь забыть, как она потрясла тебя в первый раз. Сколько тебе было? Десять лет, не больше. А я ведь предупреждал тебя тогда, что для таких страстей ты недостаточно взрослый, но ты и слушать ничего не хотел. А потом поплатился за это ночными кошмарами, которые до сих пор не оставили тебя. Разве не так, сынок?