Кэтрин Бритт - Нежное пламя

Сузи вытирала рот салфеткой.

— Все равно я предпочла бы, чтобы она ничего не знала.

— Не будь глупенькой, дорогая. Она узнает, если у тебя будет ребенок, и будет страшно обижена, что ты ей не сказала.

Сузи внезапно сдалась:

— Хорошо. Я сообщу Роберу, и пусть он скажет своей матери, если захочет. Но только после свадьбы. — Она взглянула на свою сестру, которая собирала разбросанное в спешке белье, и выражение ее лица смягчилось. — Я слишком устала вчера вечером или, точнее, утром, когда ложилась в постель, и поэтому не была аккуратной. Та так добра ко мне, Викки. Я никогда не забуду того, что ты делаешь для меня.

Сузи была бы еще более благодарна, если бы знала, чего стоят усилия ее сестре. Каждый раз, когда она наклонялась, голову ее пронзала боль. Викки делала гигантские усилия, чтобы удержать на губах улыбку.

— Не похоже, чтобы ты извинялась за свою неаккуратность! Брось, забудь об этом. Ты должна выглядеть счастливой невестой, полной надежд! — Викки бросила взгляд на всклоченные волосы и хорошенькие розовые щечки сестры. — А как ты смотришь на то, чтобы причесаться и привести себя в достойный вид на случай, если заглянет твой Робер?

Убирая поднос, она улыбнулась на поспешные усилия Сузи последовать ее совету. Викки была уже у двери с подносом в руках, когда снизу раздался мужской голос:

— Кто-нибудь есть дома?

Не обращая внимания на встревоженный жест сестры, который означал, что его надо задержать, пока она не закончит приводить себя в порядок, Викки крикнула:

— Поднимайся, Робер! Первая дверь направо по лестнице.

На кухне она вымыла посуду. Сверху доносились приглушенные голоса и смех. Головная боль и сухость в горле так и остались. Кроме того, у нее жутко ныли ноги. Когда Робер уйдет, она поднимется свою комнату, чтобы принять аспирин.

Солнце пробивалось сквозь открытую дверь. В дальнем углу фермерского двора стояло огромное дерево, окруженное скамеечками. Она отправилась туда, надеясь, что свежий воздух вылечит ее. Инстинктивно она выбрала сторону, спрятанную от дома толстым стволом. Шум приближающейся машины заставил ее подняться. Выглянув из-за дерева, она почувствовала, как замерло ее сердце. Зеленая машина остановилась рядом с автомобилем Робера, и из нее вышел Ги Рансар.

Робер, собиравшийся уже уходить, встретил его в дверях фермерского дома. Мужчины поздоровались, и Робер осмотрелся, возможно, в поисках Викки, перед тем как оба они вошли в дом.

Девушка прислонилась к дереву и закрыла глаза, заставляя себя успокоиться. Потом вдруг что-то тяжелое упало ей на колени, и вслед за этим она услышала, как скулит собака. Викки устало открыла глаза и увидела Гаспара, уронившего голову ей на колени и смотревшего на нее с беспокойством в ласковых глазах. Его присутствие означало, что месье Жассерон работает где-то возле дома. Викки потрепала собаку по голове.

— Иди к своему хозяину, быстро! — сказала она по-французски, чтобы собака могла ее понять. — Быстро! — повторила она, поскольку пес не хотел уходить.

Вскоре после того, как собака наконец убежала, она услышала, как уезжают Робер и доктор. Первая машина тронулась, и Викки стала ждать, когда заработает второй мотор. Казалось, прошла целая вечность, но у нее не было ни сил, ни желания взглянуть, кто же уехал первым. После того как Гаспар вывел ее из тревожной дремы, она снова почувствовала сильную головную боль.

Виски ее пульсировали, и ей хотелось, чтобы машина побыстрее уехала. Беспокойным движением Викки отбросила волосы со своего пылающего лба и вдруг встретила взгляд внимательных голубых глаз врача.

Шок, который она испытала, увидев его, заставил ее тотчас выпрямиться и удивленно ахнуть. Сердце ее глухо колотилось, она утратила дар речи.

— Простите, мадемуазель, что я напугал вас, но я думал, вы слышали мои шаги.

— Я… я не думала, что вы знаете, где я, — заикаясь, отозвалась Викки.

Его холодный взгляд медленно скользнул по ней, прежде чем он полуобернулся и посмотрел себе за спину. А там был Гаспар, счастливо высунувший язык и сверкающий глазами, в восторге от собственной сообразительности.

— Я не знал, что вы здесь, пока Гаспар не заставил меня подойти. Я думаю, он почувствовал ваше нежелание быть замеченной, потому что несколько раз подбегал к дереву, пока до меня не дошло, что он хочет мне сообщить. — Он прищурился. — Интересно, почему он так хотел, чтобы я подошел?

Но Викки не слышала, что он говорил. Ей казалось, что она куда-то уплывает, и она сделала последнюю отчаянную попытку прислониться к благословенной опоре — дереву. Дерево оказалось дальше, чем она предполагала. Она промахнулась, но ее подхватили сильные руки.

Они же подняли ее и внесли в дом с легкостью, будто она была ребенком. Наверху дверь в ее комнату, слегка приотворенная, была распахнута ударом ноги, и девушку осторожно положили на постель. Чувствуя, что рядом с ней нечто очень прочное и надежное, она перестала бороться, чтобы удержать сознание, и погрузилась во мглу.

Когда она снова открыла глаза, доктор сидел на краю кровати и глядел на нее. Лицо его было озабоченным. Она была полностью одета, только без туфель, а вот горло ее было в таком состоянии, что, казалось, в нем застрял кирпич.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор без улыбки.

— О, мое горло… — начала она хрипло, превозмогая боль.

Он взял ее двумя пальцами за подбородок.

— Откроите рот. Шире, пожалуйста. — Он нажал на ее язык каким-то плоским инструментом, чтобы глубже заглянуть ей в горло. Приложив тыльную сторону руки к ее пылающему лбу, он констатировал: — У вас горловая инфекция. Я сделаю вам укол пенициллина.

Его прикосновение было удивительно нежным. Наконец он уложил все инструменты в саквояж. «Интересно, — пронеслось у нее в голове, — сколько времени я была без сознания? По-видимому, достаточно долго, раз он успел сходить к машине за своим саквояжем».

— Мне очень неловко, что я заставила вас так беспокоиться! — сумела она произнести извиняющимся тоном, глядя на его твердый профиль. — Как и Сузи, я никогда до сих пор не падала в обморок.

— Не извиняйтесь за то, что не зависело от вас, — сказал он сурово. — Я, вероятно, тоже частично виноват, потому что заставил вас разговаривать вчера вечером на холоде так долго после того, как вы поработали в этом сарае. — Он закрыл саквояж, и Викки показалось, что он не прочь, чтобы между захлопнувшимися створками оказалась чья-нибудь шея. — У вас был когда-нибудь тонзиллит?

— Нет. Только корь.

Он бросил на нее внимательный взгляд, и постепенно губы его расплылись в очаровательной улыбке, которая так преобразила его лицо, что сердце Викки растаяло.

— Вам очень повезло, мадемуазель. Вы скоро поправитесь и снова будете на ногах.