Сюзанна Брокман - Не такая, как все

— Я художник. Пишу пейзажи.

Лайам кивнул. Пейзажист. Если Марисала добьется своего, Лайам станет первым человеком в доме, имеющим личного художника. Интересно только, какие пейзажи будет рисовать сеньор Перес?

— Когда вы ждете ребенка?

— Они не уверены, — заговорила Марисала, — но, по-видимому, через неделю-две.

Лайам снова кивнул и отхлебнул кофе.

Марисала смотрела прямо на него, и уголки рта ее чуть вздрагивали в улыбке. Она чертовски хорошо знала, что Лайам не вышвырнет на улицу женщину, которой через неделю рожать!

— Я подумала… понимаешь, у тебя здесь столько места…

Он бросил на нее взгляд.

— И ты, конечно, уже показала Пересам, где они будут жить?

Марисала рассмеялась, но взгляд ее оставался прямым и серьезным.

— Совершенно верно. Так я и сделала. Так ты согласен? Или мне придется умолять тебя на коленях?

Этой ночью, во сне, она тоже умоляла, но совсем о другом… Лайам не мог оторвать от нее взгляда, словно тонул в глубинах ее темных глаз…

— Нет, — тихо ответил он. — Я не заставлю тебя умолять на коленях.

Он сел за стол напротив Гектора.

— Мистер Перес, боюсь, пейзажист мне сейчас не нужен. Но вашей жене не помешает помощник. Ей скоро рожать, и я не хочу, чтобы она по много часов простаивала у плиты. Так что скажите мне честно, умеете ли вы готовить?

— Тебе вовсе не обязательно идти со мной, — заявила Марисала.

Лайам фыркнул.

— Шутишь? Один Бог знает, сколько народу ты приведешь с собой, если отпустить тебя одну!

— Очень смешно!

— Я серьезно, — ответил Лайам, но, не выдержав, улыбнулся.

Марисала пыталась не реагировать на его улыбку — но сердце у нее так и запрыгало. Она давно знала: против улыбки Лайама Бартлетта устоять невозможно!

Если бы Марисала не знала, что он плохо спит, не может писать, боится подвалов и лифтов, она решила бы, что он давно забыл о прошлых испытаниях.

Лайам был невероятно красив.

Сегодня он надел шорты и пеструю рубашку с короткими рукавами. Марисала то и дело косилась на его длинные загорелые ноги, покрытые едва заметным золотистым пушком. Шрам под левым коленом был еле заметен, и посторонний наблюдатель мог бы принять его за результат спортивной травмы или аварии — но никак не за след пули. Вьющиеся золотистые волосы и вечные темные очки придавали Лайаму вид «плакатного» американца — здорового, счастливого и беззаботного.

Только Марисала знала, что спина его под рубашкой изборождена глубокими шрамами — следами плетей «демократической» тайной полиции.

Они спустились вниз, и Лайам открыл дверь, пропуская Марисалу вперед. Проходя мимо, она ощутила легкий запах одеколона — чистый, терпкий, свежий.

В ответ Марисала придержала дверь, ведущую наружу. Только что прошел дождь, и яркое летнее солнце отражалось в лужах, озаряя бостонские улицы радостным светом.

— Да, я забыла тебе сказать. Когда ты был в душе, кто-то позвонил: включился автоответчик, и я невольно услышала сообщение. Звонила женщина по имени Лорен.

Марисала старалась говорить беспечно. Как ни в чем не бывало. Чтобы Лайам, упаси Боже, не подумал, что ее интересуют его отношения с неизвестной женщиной!

«Привет, Ли, — начала эта Лорен низким, хрипловатым голосом. — Это я, Лорен. Нам надо поговорить. Позвони мне сегодня вечером. А еще лучше — может быть, заедешь ко мне около девяти? Пока».

— Спасибо, — ответил Лайам. И больше не сказал ничего.

Но Марисале нужно знать!..

— Это твоя подружка?

Лайам повернул голову. Темные очки надежно скрывали его взгляд.

— Да, — ответил он, — это моя давняя подруга.

— Ты с ней спишь?

— Ну вот! — укоризненно воскликнул Лайам, останавливаясь посреди тротуара. — То самое, о чем писал Сантьяго! Марисала, таких вопросов не задают. Мои отношения с Лорен Стьюарт тебя совершенно не касаются.

Лорен Стьюарт. Вот как зовут «подругу» Лайама! Судя по голосу, она настоящая леди из Новой Англии — высокая стройная блондинка, со вкусом одетая и невероятно женственная. У нее есть все то, чего не хватает Марисале… И вдруг девушка ощутила жгучую зависть.

— Меня не касается твоя жизнь? Прости, мне казалось, что мы друзья.

— Так и есть. Но запомни, Марисала, даже в разговоре с другом нельзя ляпать все, что придет в голову!

— Я не «ляпаю все, что придет в голову». Я задала вопрос, на который действительно хочу знать ответ! Если помнишь, амиго, я несколько недель выносила за тобой судно! По-моему, после этого я вправе задавать самые интимные вопросы.

— Не уверен.

— Две недели самое меньшее!

— Я говорю не о судне, а о бестактных вопросах. Над этим тебе и нужно поработать; и, пожалуйста, начни тренироваться со мной.

— Но в джунглях…

— В джунглях мы жили иначе, чем сейчас. Вспомни, Мара, тогда мы делили все — даже после того, как я начал выносить горшок сам. — Он сдвинул очки на нос и попытался выдавить из себя улыбку. — Еда, белье, одежда — все было общим.

Действительно, тогда они делили почти все — кроме того, о чем мечтала Марисала. Лайам не замечал ее молчаливых просьб о любви и ласке, в которых так нуждалась слишком рано повзрослевшая девочка. Ночь за ночью они проводили под крышей тесной хижины, и ночь за ночью Марисала молила Бога о том, чтобы Лайам ее хотя бы поцеловал! Как хотела она, чтобы он хоть на миг унес ее прочь из мира боли, страха и ненависти…

Но этого он не сделал.

Конечно, ей было только пятнадцать; она была невинна и неопытна, как ребенок. Она еще не знала, что такое любовь между мужчиной и женщиной. Если бы знала, наверно, сумела бы уговорить его разделить это чудо с ней…

— А эта Лорен красивая? Или об этом тоже нельзя спрашивать?

— Можно. Она очень красивая женщина.

«Женщина». Лорен для него — женщина, а Марисала — нет. Он сам сказал, что смотрит на нее как на ребенка.

Значит, недалека та ночь, когда Марисала проснется от звуков счастливого женского смеха в спальне Лайама. Недалек тот день, когда за завтраком в столовой она столкнется с соперницей.

Марисала взглянула на часы. Если они не поторопятся, опоздают на встречу! И вдруг Марисала поняла, что эта встреча должна закончиться успехом. Она не сможет больше жить у Лайама. Просто не выдержит.

— Извините. — Лайам в упор взглянул на паренька с длинными волосами и жидкой бородкой, отрекомендовавшегося Дэном, затем обвел взглядом комнату. В комнате царил редкостный беспорядок. — Я, должно быть, неправильно вас понял. Вы не собираетесь переезжать?

— Дэн сдает только одну комнату, — объяснила Марисала. — Смотри, здесь же четыре спальни…

— Пять, — вставил Дэн.

— И одна пустая. Я поселюсь здесь всего за полтораста долларов в неделю. Кухня и ванная будут общие, но…