Сюзанна Брокман - Не такая, как все

Грубые голоса охранников гулко отдаются в стенах каземата. Лайама хватают за плечи и, подталкивая прикладами, тащат вверх по лестнице. Веревка нестерпимо режет скрученные руки; спина горит после вчерашних побоев.

Побои ждут его и сейчас. Только для этого узнику разрешено покидать свою каменную могилу.

Что ж, по крайней мере, он увидит солнце. Глотнет свежего воздуха. Ради этого стоит вытерпеть десяток ударов плетьми.

Лайама подтаскивают к капитану тайной полиции. Он поднимает голову и растягивает потрескавшиеся губы в улыбке. Пусть знают: им его не сломить!

За эти полтора года Лайам научился улыбаться даже на дыбе.

Но сегодня капитан улыбается в ответ.

— А у вас посетитель, — говорит он с издевательской вежливостью. — Эта девушка так хотела вас увидеть, что пробралась через запретную зону!

Девушка… Марисала! Страх комом встает в горле. Лайам стискивает кулаки. Они не должны догадаться, как дорога для него Марисала!

— Где она? — произносит он, — и сам не узнает своего голоса.

Капитан снова расплывается в улыбке. Просто сияет от счастья.

— Боюсь, встречи с моими ребятами она не пережила.

Теперь он видит ее. Женское тело, безжизненно распростертое в грязи. Длинные, слипшиеся от крови волосы закрывают лицо. Но он знает: это Марисала.

— Нет!

Отчаянным усилием он вырывается из рук охраны и бросается к ней. Позади слышится смех: в несколько прыжков охранники настигают его и валят на землю, лицом в грязь.

— Нет!!

Они с хохотом и руганью тащат его назад. Лайам вырывается из их потных рук и кричит, что должен взглянуть ей в лицо, должен узнать…

Внезапный порыв ветра откидывает волосы с ее лица.

Это Марисала: прекрасное лицо ее искажено гримасой смерти, невидящий взгляд устремлен в небеса…

Лайам вскрикнул и сел на кровати. Он тяжело дышал, сердце билось как сумасшедшее.

Сон. Просто кошмарный сон. Марисала жива и невредима, спокойно спит в соседней спальне.

Или уже не спит? Настольные часы показывали без нескольких минут одиннадцать. Черт возьми, он проспал ее первый учебный день!

Лайам закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь утихомирить биение сердца. Может быть, и к лучшему, что он проспал. Что бы он стал делать? Пошел бы с Марисалой на лекцию? Мысль интересная, но ей едва ли пришлась бы по вкусу.

Марисала ясно дала понять, что ищет его общества лишь в одном месте — в постели.

Вчера вечером Марисала три раза появлялась на кухне в футболке, которая заменяла ей ночную рубашку. Лайам в гостиной сидел за компьютером — просматривал материалы о сексуальных преступлениях, полученные от Лорен, — и старался не смотреть, как мелькают в дверном проеме ее обнаженные стройные ноги.

Но каждый раз Марисала под каким-нибудь предлогом заглядывала к нему. Например, спрашивала, не погуляет ли он завтра с собакой, если она не вернется к обеду.

Марисала вымыла волосы, и они падали на плечи тяжелыми блестящими волнами. Одних волос и загорелых ног было достаточно, чтобы Лайам потерял всякое самообладание. А лукавая улыбка Марисалы и таинственная глубина ее глаз просто сводили его с ума!

Она, кажется, этого и добивалась.

Она твердо решила оказаться в его постели до первого октября.

Господи, какой черт дернул Лайама ввязаться в такую историю?

Какого дьявола он согласился держать ее у себя еще месяц?!

Лайам хотел ее. Он не мог отрицать, что его тело жаждет одного: повалить Марисалу на постель и овладеть ею со всей силой давно сдерживаемой страсти.

Но, кроме тела, у Лайама есть и душа, и сердце, и совесть. Он знает, что сможет побороть свое желание — хоть это и будет очень нелегко. Но он не вынесет, если вспышка минутной страсти разрушит их дружбу.

Лайам не без труда спустил ноги с постели. Голова гудела, во рту стоял омерзительный металлический привкус. Лайам натянул шорты и отправился на кухню, на запах свежесваренного кофе.

Войдя, Лайам увидел Гектора: пуэрториканец, стоя спиной к нему, нарезал овощи.

Лайам всегда считал себя одиночкой; но, как ни странно, присутствие других людей в доме сейчас действовало на него успокаивающе. Ему нравилось просыпаться под шум льющейся из крана воды и знать, что для него уже готовы чашка кофе и доброе слово. Даже непонятно, как ему до сих пор не пришло в голову нанять домработницу?

— Доброе утро. Как Инес?

Услышав голос Лайама, щенок вскочил и подбежал к нему. Шерстка его блестела на солнце: видно, не зря Марисала вчера устроила ему ванну!

— Не слишком хорошо, сеньор. Она лежит в постели.

Человек у кухонного стола был того же роста, что и Гектор, с такими же узкими плечами и гладкими черными волосами, и говорил он с таким же сильным испанским акцентом — но, когда он повернулся, Лайам убедился в своей ошибке. Незнакомец был немолод: в волосах его просвечивала седина, а темно-карие глаза светились той мудростью, которую дают только прожитые годы.

— Сегодня я поработаю вместо нее.

— Ага, — произнес Лайам, доставая из шкафа кофейную чашку. — А вы?..

— Рикардо Монтойя. — Незнакомец слегка поклонился, и суровое смуглое лицо его осветилось улыбкой. — Для меня большая честь познакомиться с вами, сеньор Бартлетт. Вы много сделали для моей страны.

— Ага, — повторил Лайам, наливая себе кофе. — И где же нашла вас Марисала?

— В Бостонском Центре помощи беженцам, — ответил Рикардо. — Марисала была у нас сегодня утром. Я был очень рад снова ее увидеть. Мы вместе сражались в Сан-Салюстиано.

Лайам присел за стол.

— И вам, разумеется, негде жить. — Он уже смирился со своей участью. Похоже, Марисала будет приводить сюда бездомных до тех пор, пока в доме не останется ни одной свободной комнаты!

В темно-карих глазах Монтойи сверкнул веселый огонек.

— Нет, сеньор. Она попросила меня посидеть сегодня с Инес. Гектору предложили временную работу — но он боится оставлять Инес одну, ведь роды могут начаться в любую минуту. А у Марисалы с одиннадцати занятия.

— Почему же она не попросила меня?

— Она сказала, что не хотела вас будить. — Рикардо повернулся к своему собеседнику. — Она не хуже вас знает, что такое бессонница. Я и сам порой просыпаюсь среди ночи и долго не могу заснуть — а ведь я отсидел всего два месяца. Вы, сеньор, провели в тюрьме гораздо больше. Полтора года, если я не ошибаюсь?

Лайам сжал зубы. Перед глазами его всплыли образы кошмарного сна.

— Честно говоря, не помню, — вежливо ответил он. — В тюрьме я потерял счет дням…

Рикардо открыл воду и начал мыть посуду. Он тер каждый предмет губкой, аккуратно вытирал и ставил в сушку.

— Неудивительно, — заметил он. — Ведь вы находились в полной темноте. Помню, мне казалось, что я погребен заживо…