Анастасия Доронина - Встреча вне расписания

Она схватила первое, что попалось под руку — кажется, это был здоровенный камень, кусок отколовшегося бордюра — и что есть силы запустила в лобовое стекло, которое тут же осыпалось мелкими осколками. Послышались крики, свист, дверцы автомобиля распахнулись сразу с двух сторон. Забелин и его пассия выскочили из него со скоростью пули — он был бледен, как полотно, из рассеченной брови струилась кровь, которая быстро заливала рубашку, стекала за воротник. Вне себя от ярости, разрывавшей ее на тысячу частей, Рита кинулась к Вике, схватила ее за ворот, швырнула на асфальт, стала пинать — подруга тщетно пыталась увернуться от града ударов и только закрывалась грязными руками, оберегая лицо.

— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — истошно кричала Рита. — Предательница! Сволочь! Дрянь! Дрянь!!!

Ее схватили сзади. Захлебываясь от ненависти, задыхаясь от рыдания, крича и ругаясь в голос со всей силы, до ощущения, что вот-вот у нее лопнут сосуды в горле, Рита извивалась в чьих-то сильных руках, стараясь вырваться и снова броситься на своего врага — Вику!!!

Но ее держали крепко. И держал не Костя, а кто-то другой, посторонний — потому что Костя, все такой же бледный и с залитым кровью лицом, бешено сверкая глазами, быстро подошел к Рите и, коротко и сильно размахнувшись, ударил ее по лицу.

— Что ты себе позволяешь, дрянь?! — прошипел он. — Ты мне кто? А?! Кто ты мне такая, я тебя спрашиваю? Жена? Ты мне — жена?!

Жгучая пощечина немного отрезвила Риту. Не в силах произнести ни слова, она впилась глазами в это искаженное яростью лицо. Забелин пробормотал что-то сквозь зубы и снова занес руку для удара — Рита непроизвольно дернулась, пытаясь загородиться, но ее по-прежнему держали крепко.

— Эй, парень! Прекрати тут кулаками махать. Бери свою девку, вези домой, там и разберетесь, — сказали сзади.

Забелин с трудом удержал руку, был видно, что остановить себя ему стоило больших усилий. В последний раз окатив Риту полным ненависти и презрения взглядом, он резко развернулся, сел в машину и яростно стартанул.

Вика корчилась на грязном асфальте.

Рита билась в рыданиях в объятиях совершенно незнакомого человека.

Автомобиль Забелина, оставив едкий хвост дыма, скрылся за поворотом…

Рита не помнила, как вышла с территории телецентра. Не помнила, как оказалась в метро. В памяти осталась только короткая, быстро гаснущая, как страшный видеоролик, картина: сильно размахнувшись, Костя бьет ее по лицу, выплевывает какие-то страшные ругательства, затем садится в машину и уезжает. Кажется, потом было еще что-то. Кажется, Вика, с ревом вскочившая на ноги, побежала за автомобилем, кажется, она даже что-то кричала или причитала? И еще как будто незнакомый пожилой мужчина в матерчатой куртке тряс Риту за плечи и уговаривал успокоиться, а какая-то женщина протягивала ей платок… Что было потом? Ничего. Провал. Пустота.

Она очнулась в вагоне электрички и вяло удивилась, зачем она тут. Но безразличие скоро отпустило ее, и вернулось самое страшное — боль! Не замечая устремленных на нее недоуменных взглядов, Рита согнулась пополам и застонала. Сознание того, что ее предали любимый человек и близкая подруга, доставляло ей физические страдания, и было так плохо, как бывает, когда не хочется жить… Когда ненавидишь парочек, целующихся в метро, когда больно смотреть на свет и хочется темноты… Когда тебе все равно, как ты выглядишь и что о тебе подумают… Когда готова биться головой об стену! Когда хочется орать… истерически орать… Когда тебя начинает лихорадить, и слабость свинцом наливает ноги и руки…

— Девушка! Вам плохо?

— Да, мне плохо!!!

Говорят, что полная осведомленность — лучше обманчивой неизвестности. Наверное, в глубине души, на самых задворках сознания Рита догадывалась, что та «случайная» встреча ее любовника с ее подругой не закончилась ночевкой Вики в соседней комнате. Теперь она знала это совершенно точно, но видит бог, это не принесло ей облегчения!

— Что с вами? Вам нужна помощь? Может быть, вам надо в больницу?

— Мне плохо, плохо, плохо!!!

Изнутри ее разрывали тысячи чувств: гнев, радость, злость. И нервный, истерический смех. Ей хотелось и кричать, и плакать, и молчать. Рита не могла описать то, что с ней происходило. Она проклинала судьбу и сумрак за то, что так все получилось, за то, что он свел их вместе — ее, Вику и Забелина!

Каким образом Рита все-таки дошла до дома, где снимала комнату, она тоже не помнила — не иначе как все передвижения происходили автоматически. Нашарила выключатель. Тусклый свет ничем не прикрытой лампочки осветил бедную обстановку, щербатый паркет, облезлый на боках холодильник, допотопную дорожку, сплетенную из цветных лоскутков. Ритина квартирная хозяйка Людмила Витальевна, сдававшая комнату не столько из нужды, сколько из желания, чтобы все то время, пока она находится в рейсах, за квартирой был присмотр, была женщиной доброй и очень участливой. Рита шла домой с тайным желанием рассказать ей все свои горести и расплакаться, если еще останутся слезы.

— Риточка, деточка, что опять случилось? — воскликнет хозяйка. И вплеснет короткими ручками с искривленными из-за артрита пальцами. А потом с охами-ахами и прочими прилагающимися к случаю причитаниями будет выслушивать Ритину историю. Она расскажет все — ей так хочется высказаться!

А потом Людмила Витальевна сама разревется во весь голос, обхватив руками Ритину голову и прижав ее к мягкой груди. Она была очень сентиментальна, ее квартирная хозяйка. Сериальные страсти, которые ежевечерне показывали телевизионные каналы, трогали Людмилу Витальевну до глубины души. Ее комната была постоянно завалена цветными дешевыми журналами и бульварными газетами, к которым женщина предъявляла только одно требование: в них обязательно должна быть напечатана любовная история, а лучше всего — несколько. То же самое относилось и к афишам кинотеатров: одного слова «мелодрама» было достаточно, чтобы Людмила Витальевна рысцой неслась к кассе покупать билет. За всем этим стояло не что иное, как страстное желание раскрасить свою жизнь эмоциями. Пятидесятилетняя Людмила Витальевна Приходько была одинокой старой девой, давно уже исчерпавшей надежду когда-нибудь устроить собственное семейное счастье. Одиночество и неустроенность тем не менее не сделали из этой женщины вздорного сварливого мизантропа. Напротив, она живо интересовалась подробностями жизни молодых девиц и по мере сил участвовала в них посредством вскрикиваний, стонов, закатывания глаз и бурных сочувственных рыданий.

Рита втайне надеялась, что объятия Людмилы Витальевны растопят лед, который начинал сковывать ее всю. Девушку вдруг обуяло страстное желание выговориться, накричаться и наплакаться. Но не получилось. На дверце холодильника, наспех придавленная магнитом в форме страшноватого вида божьей коровки, белела записка: