Вивиан Либер - Горячие сердца

Его взгляд снова скользнул по ее груди. Отнюдь не плоской. В тысячный раз в жизни Мими напомнили, что фигурой она скорее напоминает Долли Партон, чем Кейт Мосс. Хотя она обладала давно немодными пышными формами, но и не думала жалеть о том, что не похожа на супермодель.

Мими нравилось быть женственной. Нравилось все то, что было неотъемлемой частью женственности и что другая женщина на ее месте, возможно, предпочла бы скрыть.

Ей нравилось пользоваться помадой — обычно она выбирала ярко-розовую, идеально подходившую к ее светлой коже. Любила делать маникюр — это была роскошь, особенно после утомительного дня в ресторане. Ей доставляло удовольствие экспериментировать с прической, ходить с подругами по магазинам, подшучивать над героиней новой мыльной оперы и листать дождливыми вечерами журналы мод для новобрачных.

Мими была избалована мужским вниманием, хотя и полагала, что это скорее из-за ее профессии, чем благодаря внешности.

Вот уже пять лет она работала официанткой в ресторане «У Бориса», стоявшем на перекрестке дорог. Здесь бывали люди со всех северных штатов, по большей части водители-дальнобойщики.

Мими успела набраться опыта: к примеру, она могла в один миг обслужить пятерых посетителей, заказавших полный обед. Когда народу бывало много, она работала не покладая рук несколько часов кряду, и всегда с неизменной улыбкой на лице. Помнила, кто какой предпочитает кофе: со сливками или без, с сахаром или заменителем, — и ни разу не ошиблась.

Но главное — она прекрасно умела справляться с нежеланными ухажерами. Ей удавалось поставить мужчину на место, не задевая его гордости.

Такое случалось нередко. Вот и сейчас.

— Мистер Сент-Джеймс…

— Гибсон.

— Гибсон. Думаю, прежде чем снова предложить мне раздеться, вам следует позвонить своему начальнику. Как только он расскажет вам, для чего я здесь, вы, без сомнения, извинитесь передо мной.

Она говорила уверенно, так как хорошо знала шефа пожарных. Знала не только о его слабости к выпечке и отвращении к блюдам из брокколи и бобов.

Гибсон прищурился.

— Хорошо. Я ему позвоню. Но только вы тем временем стойте смирно и не вздумайте…

— Но должен же кто-то вымыть посуду! — весело откликнулась Мими уже из кухни. — Похоже, у вас здесь никто не убирался с тех пор, как вы вернулись из больницы.

— Я никого не приглашал, — хмуро буркнул он.

— Стриптизерка?! — завопил шеф. — Ты назвал внучку миссис Пикфорд стриптизеркой?

— Вообще-то я не называл ее так, я просто предложил ей раздеться, а она отказалась, — оправдывался Гибсон, украдкой поглядывая в сторону кухни. Было слышно, как бежит из крана вода, хлопают дверцы шкафов, а Мими напевает какой-то модный мотив. Его это немного раздражало.

Не то чтобы она фальшивила. Нет, у нее отличный слух. И дело вовсе не в песне. Кто бы ни был автор, он сочинил отличную вещь. Просто она так чертовски весела!

— Ты предложил внучке миссис Пикфорд раздеться? Перед тобой?

— Я же говорю, что принял ее за танцовщицу из стриптиза.

Шеф бушевал так, что Гибсону пришлось отодвинуться от телефона, чтобы не оглохнуть.

— Кто эта миссис Пикфорд? — осведомился он, когда начальник немного утих.

— Преподавательница английского. Она была моей учительницей, когда я ходил в школу. Все учились у нее. Ты ее, конечно, не помнишь. Когда ты переехал в Чикаго?

— Десять лет назад.

— Наверное, она уже вышла на пенсию, но все равно странно, что ты никогда о ней не слышал.

— Так, значит, девушка, которую ты прислал, внучка бывшей учительницы? Ну и в чем проблема?

— Миссис Пикфорд всегда была очень строга. Если бы она узнала, что по моей вине кто-то усомнился в порядочности ее внучки, она бы, она бы…

— Оставляла бы тебя целую неделю после уроков? — оборвал его Гибсон.

— Ради Бога, Гибсон, это серьезно, — тяжело вздохнул шеф. — Я прислал к тебе Мими не для того, чтобы она раздевалась. Я прислал ее, чтобы она о тебе позаботилась. Ты меня беспокоишь. И ты нужен мне здесь.

— Тебе больше незачем из-за меня переживать, — голос Гибсона прозвучал неожиданно дружелюбно. — Я уволился. Но для чего ей все это?

— Она завалила практический экзамен.

— Ты заставил ее пройти кросс? — Гибсон подумал о получасовом испытании, которому подвергался и сам, когда устраивался на работу в пожарную часть. Конечно, он справился без труда, но ведь у него за плечами были десять лет службы в Чикаго, а там случались вещи и посерьезнее, чем этот кросс. Он ежедневно тренировался: занимался бегом, прыжками, делал упражнения с гантелями, понимая, что это пригодится.

Но ни один человек не осилил бы это испытание без подготовки. Тем более хрупкая девушка, чье тело больше подходит для…

При мысли о совершенной им ошибке из груди Гибсона вырвался тяжкий вздох. Единственным, хотя и слабым утешением было то, что любой мужчина на его месте подумал бы то же самое.

— Я должен был отговорить ее, но она была единственным кандидатом на вакантное место, — продолжал шеф. — Конечно, она провалилась, но девчонка точь-в-точь как ее бабушка.

— Тоже очень строга?

— Нет, Гибсон. Просто у нее сильный характер. Они обе такие. Если Мими чего-то хочет, ей лучше не мешать, а иначе прочь с дороги. Она решила стать пожарным. Хотя Грейс-Бей потеряет в ее лице первоклассную официантку.

— Не могу судить, — сухо отозвался Гибсон. — Я ни разу не был у Бориса.

— Ты многое потерял. Иногда зайдешь туда усталый после долгого рабочего дня, она улыбнется, и одинокая трапеза превращается в праздник. Если ты извинишься, она может поговорить с тобой, если тебе это нужно. А по-моему, тебе это нужно.

Гибсон закрыл глаза.

— Я пообещал ей, что, если она поможет тебе, я разрешу ей пересдать экзамен, — продолжал шеф. — Сомневаюсь, что ее призвание — быть пожарным, но, возможно, так она разберется в себе самой и поймет, что ее главный талант — способность помогать людям. А я смогу вернуть тебя.

— Я же подал заявление об уходе.

— Пока, Гибсон, — сказал шеф. — Да, кстати, не забудь попросить у Мими прощения за свою ошибку. Иначе мне предстоит объяснение с миссис Пикфорд. Надеюсь, ты понимаешь, что это не доставит мне большой радости.

Шеф повесил трубку прежде, чем Гибсон успел уже в сотый раз повторить ему, что не вернется.

Гибсон оглядел комнату: кругом царил хаос. А ведь когда-то, до пожара, образцовый порядок был для него предметом гордости. В доме была идеальная чистота, все вещи лежали на своих местах. Он потер подбородок, заросший двухдневной или трехдневной — а может, и четырехдневной щетиной.

Разлад был не только в его квартире, но и в нем самом.

Он тяжело вздохнул, и вздох отозвался болью в ребрах. Гибсон осторожно дотронулся до них. Приподнялся, стараясь не замечать, как напряглись все нервные окончания, и сел. Попытался встать на ноги.