Кетрин Распберри - Песня для любимой

— Какой я радушный хозяин! Гостеприимство мое воистину не знает границ!

— Что с тобой? — удивилась Кэрол. — Откуда столько сарказма?

— Я же пригласил тебя посмотреть концерт по ТВ. А сам вместо этого лежу и эксплуатирую тебя.

— Вот уж ничего страшного, — успокоила его Кэрол. — Кстати, молоко еще не остыло?

— В самый раз. И все-таки пошли в гостиную, передача как раз должна была недавно начаться.

Уже сидя на диване перед включенным телевизором, Кэрол хихикнула:

— А вообще мне нравится такой подход. «Какой я молодец, какой я гостеприимный»… Гораздо лучше, чем кричать каждый раз: «Ах, я растяпа!» Надо будет принять на вооружение.

Майк, расположившийся рядом с Кэрол и положивший разгоряченную голову ей на колени, только молча улыбнулся.

— Майки… Маайк… — Кэрол легонько потрясла любимого за плечо.

Похоже, он крепко уснул. Простуда выбила его из колеи настолько, что даже забойные гитарные риффы любимой группы не взбодрили. Майк спал, все так же положив голову ей на колени и подтянув острые коленки к животу. Его влажные от пота волосы разметались, а в неясном вечернем свете торшера по щекам пролегли длинные тени от густых ресниц.

В его позе было столько трогательного и беззащитного… И потом, Кэрол первый раз в жизни видела спящего юношу, была с ним тет-а-тет, и в самом факте его сна крылось что-то интимное, что-то такое, что навевало мысли о его доверии к ней и рождало в ее сердце щемящую нежность.

Она вспомнила, что вчера они так и не довели до конца, вернее — естественного продолжения, степень своей близости, хотя находились на волосок от этого. И вновь ощутила привкус того странного коктейля из страха и желания, готовности и нерешительности, уверенности и осторожности, разочарования и облегчения оттого, что самое главное так и не состоялось.

Чего я боюсь? — с удивлением спрашивала она саму себя. Ведь я так переживала, когда он никак не мог решиться поцеловать меня, а с той поры мы только лучше узнали друг друга, и наши чувства стали глубже и крепче…

Хотя теперь важнее другое. Что делать? Майк спит и будить его жалко, а между тем за окном стемнело и пора домой. Но бросать его, больного и спящего… Кэрол представила, как он просыпается среди ночи на диване, совсем один, и первое время не может сообразить, где находится и почему он не в своей комнате, а также — куда подевалась она.

Кэрол бросила взгляд на телефонный аппарат. Позвонить домой и отпроситься? Объяснить все как есть — что Майк заболел и уснул, а ей жаль оставлять его одного, и потом — ей придется возвращаться домой вечером без провожатого…

Ей было не очень-то по себе. Как родители отнесутся к такому заявлению после их вчерашних приключений? Оставалось только надеяться, что они ее поймут. Ну не поколотят же меня, с усмешкой сказала себе Кэрол, осуждая собственную трусость.

Она протянула руку, взяла диванную подушку и осторожно подложила под голову Майка, а сама поднялась с дивана и задумчиво подошла к телефону. Кэрол несколько раз подносила руку к трубке и не могла решиться позвонить, призывая на помощь образ смелой и раскованной Салли, которая расхохоталась бы, если б только видела свою приятельницу в данную минуту.

Наконец Кэрол сделала глубокий вдох и решилась набрать номер.

— …Понимаешь, он сильно простыл вчера… Молоко? Да, уже давала. С чем? А, хорошо. Попробуем. Почему тихо говорю? Майк уснул, наверное, у него температура спала. Мам… — Кэрол зажмурилась и выпалила: — Можно, я останусь сегодня, чтобы ухаживать за Майком?

На том конце провода Джина Смит тяжело вздохнула. Повисла пауза.

— Ну, хорошо. Ты уже большая девочка, — прозвучал, наконец ответ. — Только не проспи завтра колледж.

— Так завтра же выходной, — поспешно напомнила Кэрол.

— А, да, действительно. Кэри… — Джина снова вздохнула. — Будь, пожалуйста, осторожна — ты понимаешь, о чем я.

Кэрол сначала не поняла, а когда сообразила, ужасно сконфузилась.

— Да, конечно. Хорошо. Не волнуйся, — тоненьким голоском пропищала она и поспешила распрощаться.

Повесив трубку, Кэрол едва не взлетела от облегчения. Ура! Теперь им не надо расставаться из-за того, что солнце освещает в эту минуту другое полушарие, и она сможет остаться с любимым человеком, испытывая такое драгоценное ощущение счастья оттого, что во сне чувствует тепло его плеча.

— Ой, я, кажется, немного задремал? — Майк сладко потянулся и повернулся к Кэрол, читающей книгу в кресле при свете торшера. — Концерт уже кончился?

— Давно, — тихо рассмеялась она. — Сейчас около полуночи.

— Шутишь? — Он сел, растерянно протирая глаза. — Твои решат, что я совсем сошел с ума, снова угнал тачку, похитил тебя и увез куда-нибудь в Долину Смерти.

— Не решат. — Кэрол захлопнула книгу. — Я позвонила и сказала, что останусь ухаживать за тобой. Мне разрешили.

— Правда? — Глаза Майка округлились от удивления настолько, насколько это было возможно спросонья. — Милая… Так это же здорово!

По мере того, как Майк просыпался, до него доходил смысл происходящего.

Она встала и подошла к своему дорогому «пациенту», все еще сидящему с ногами на диване.

— Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно, — прошептал Майк и притянул Кэрол к себе.

Его лицо оказалось где-то на уровне ее живота, и Майк виском прижался к теплому телу Кэрол, обнимая ее за бедра. Она с нежностью гладила его по длинным светлым волосам, пробегая пальцами по лбу Майка и с облегчением чувствуя, что жар спал.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она, уже предугадывая, каков будет ответ.

И он воспоследовал.

— Да. Ты.

Эта ночь, наверное, будет помниться Кэролин до того мгновения, пока память не исчезнет для нее, как неотъемлемая часть сознания, вместе с последним вздохом.

Больше не было сомнения или страха — была только легкая дрожь волнения и предвкушения одновременно; впрочем, времени не существовало тоже. Упоительные поцелуи Майка просто не оставляли в ее душе места посторонним эмоциям.

Он был нежен. Он был терпелив. Он был восхитителен. Он был таким, каким любая женщина мечтала бы видеть своего первого мужчину и, каким не каждому мужчине дано быть для своей женщины.

Он любил ее. Каждое его прикосновение, каждое движение, каждое слово и каждый вздох говорили об этом. Да, он действительно любил ее.

Взгляд Кэрол, казалось, утонул в черно-коричневой глубине чашки с кофе, заказанного ею в промежутке между двумя горько-сладкими каплями воспоминаний. Девушка ушла в себя, не замечая, что пауза в разговоре затянулась, и неизвестно, что терзало ее в этот момент — сожаление о том, что все позади? Мысли о том, что было бы, если бы…?

Но Мадлен не зря получала зарплату в газете. Она не была бы журналисткой, если бы позволила своей собеседнице оборвать разговор.