Нина Харрингтон - Любовь с экстримом

Отпустив шнуры штор, она рухнула на диван у окна, уронила голову на руки и позволила себе расплакаться. Она не знала, сколько времени сидела вот так, всхлипывая.

Прошло немало времени, прежде чем Лулу заметила терпеливо стоящую рядом с ней Беллу. Она выпрямилась, и Белла осторожно положила голову ей на колени. Сидя неподвижно, собака понимающе смотрела на нее темно-коричневыми глазами. Обняв ее за голову, Лулу продолжала плакать. Слезы катились по ее лицу и, падая на Беллу, утопали в собачьей шерсти.

— Похоже, мы снова остались одни, Белла.

Ранним утром к Лулу заглянула Эмма. Лулу, равнодушно позавтракав, опустила голову на вытянутые руки. Эмма погладила ее по плечу:

— Ты знала, что расставание будет тяжелым, но ты справишься. — Она заставила Лулу подняться на ноги. — Я права? Права. Пошли, детка, на балкон, я сварю тебе кофе, и ты вернешься к работе. Эти картины не могут сами рисоваться и продаваться. Ты должна им помочь.

Лулу надела на комбинезон старый свитер. Эмма права. Ей следует чем-нибудь заняться, чтобы взять себя в руки.

Пора возвращаться к прежнему существованию.

Прошедшие две недели, проведенные с Кайлом, Лулу совсем не рисовала. Ей уже позвонили из галереи, чтобы узнать, сколько акварелей с изображением полевых цветов она подготовила. Такие рисунки всегда пользовались спросом в качестве рождественских подарков и самодельных открыток. Если Лулу рассчитывает разобраться с заказами на Рождество вовремя, то нужно усердно работать. Теперь ей уже не придется заниматься книгой.

«Я не хочу, чтобы работа над книгой завершилась, — подумала Лулу. — Я не желаю жить без Кайла».

Она не осмеливалась произнести эти слова вслух. С Кайлом она испытала нечто настолько прекрасное, что ей было трудно даже представить, как можно прожить без него.

Как же получилось, что она так сильно и быстро влюбилась в Кайла?

В другом мире у них, возможно, был бы шанс связать свои судьбы. Но она знала, каков настоящий мир Кайла. Им обоим незачем оправдываться, чтобы понять друг друга.

И все же Кайл не был честен с ней.

Опустив плечи, Лулу на миг крепко зажмурилась, затем повернулась в кресле, чтобы взглянуть на портрет матери.

В этом кресле обычно сидел ее отец, день за днем. Он не расставался с женщиной, которая даже после смерти контролировала их с Лулу судьбы.

Десять лет назад эта женщина решила позволить молодому, чрезвычайно уставшему хирургу выспаться после того, как он проработал всю ночь. Она решила так, преследуя благие цели. А Кайл до сих пор винит себя за это.

— Ох, мамочка, — прошептала Лулу, — смотри, что ты наделала. Ты подарила мне того, кого я полюбила. Спасибо тебе за это. Но не поможешь ли мне вернуть его?

Она покачала головой. Что за вздор — разговаривать с картиной? Повернувшись к этюднику, она принялась за работу, смахнув с глаз соленые слезы.

Рисование было ее убежищем и утешением.

Никогда прежде Лулу не хотелось, чтобы ее утешили.

Быстро достав портфолио, она взяла один из рисунков и положила его на стол. На нем были примулы, соцветия которых возвышались над широкими мясистыми листьями. Примулы были нарисованы в натуральную величину, в нежных оттенках бледно-желтого и зеленого цвета. Такая акварель хорошо продается. Рисунок не претендовал на смелость, но покорял простой и чарующей правдивостью.

Однако теперь, разглядев рисунок при естественном свете, Лулу заметила, что из-под бледных тонов акварели проглядывают темные карандашные линии. Это портило впечатление, да и листья казались непропорциональными на фоне соцветий.

Лулу сочла, что цветочная композиция негармонична.

А потом весь рисунок показался ей невзрачным, унылым и посредственным.

Почему акварельные цветы выглядят так безжизненно? Где богатая палитра оттенков и текстуры? Как же Лулу так оплошала?

С расстояния никто не заметит оплошностей. Рисунок небольшой, и, когда его поместят в рамку, все недочеты скроются. Но Лулу будет по-прежнему знать, что они существуют.

То, что несколько дней назад казалось ей хорошим, теперь не выдерживало никакой критики.

Лулу схватила рисунок и принялась рвать его на кусочки — до тех пор, пока стол не оказался засыпанным разноцветными обрывками акварели.

С глухо стучащим сердцем она смотрела на них и улыбалась, ощущая себя свободной.

Нет, она не будет заниматься в Университете искусств ботаническими эскизами. Она пойдет в этот университет затем, чтобы выяснить, на что способна.

В мгновение ока она убрала акварели и портфолио со стола и положила на него старый отцовский альбом для зарисовок. Он был раза в два больше ее этюдника и изрядно потрепан.

Лулу улыбалась, просматривая старые зарисовки, которые видела еще ребенком. Пружина, соединяющая листы, была почти сломана. Лулу перевернула очередную страницу, и из альбома выпал листок.

Взяв его, она беззвучно ахнула. Это был не рисунок и не эскиз, а знакомый лист тонкой почтовой бумаги, исписанный бледно-синими чернилами.

Письмо матери.

Ноги отказались слушаться ее, и Лулу опустилась на пол у стола. Она никогда не видела этого письма прежде.

Почерк был тонким и неровным, но энергичным и быстрым.

Вздохнув, она прочла письмо, затем принялась вглядываться в строки снова.

«Нас теперь осталось только четверо. Сегодня ночью мы уже трижды перебирались на другое место, перетаскивая пациентов. Мы торопимся, но военные действия разворачиваются быстрее. Жители деревень сбежали в горы.

Мы так устали, что не можем идти дальше. Поэтому сидим на месте и ждем неизбежного. Нет сил разговаривать.

Как вы там, в Кингсмеде? Наверное, ты работаешь в саду, а Лулу рядом с тобой? Или наполняешь мир красками и светом в счастливом доме, который я оставила? У вас сейчас лето — должно быть, очень красиво.

Однажды ты сказал мне, что наша жизнь — это величайший дар, самое драгоценное приобретение. Слишком драгоценное, чтобы впустую тратить его на то, что не вызывает ответного чувства в душе. Ты был совершенно прав, как и всегда. Я смотрю на фото, которое ты прислал мне со дня рождения нашей маленькой дочки, и мое сердце разрывается.

Мне очень тяжело, но члены команды ждут, что я вызволю их из беды.

Ты единственный человек, которому известно, что я никогда не взялась бы за то, чем занимаюсь в этих суровых условиях, не зная, что вы оба дома и в безопасности.

Вы моя душа, мой тыл. Без вас я не смогла бы найти силы просыпаться каждое утро, работать и помогать этим людям. Без вас у меня, вероятно, ничего не получилось бы. Вы, и только вы придаете мне сил, но я знаю, что вам нелегко.

Кто-то оставил в клинике томик стихов. Я выписываю несколько строк: «Не удерживайте тех, кого любите. Если они предназначены вам судьбой, они вернутся. Если не вернутся, значит, не судьба».