Рената Тревор - Тысяча и один день

Синди не знала, каков будет его ответ. Ей захотелось выговориться, но теперь даже не верилось, что все это она сама сказала.

— А ты уверена, что одиночество принесет счастье твоей матери? Или тебе?

Последние два слова Говард произнес очень тихо, но Синди все отчетливо расслышала. За себя она ответить не могла. Несколько месяцев назад это ей удалось бы, но не сейчас.

— Она никогда не пыталась хоть какое-то время пожить одна. Как только наступал развод с очередным мужчиной, на его месте оказывался следующий. Когда рядом один за другим мелькают разные люди, человеку очень трудно разглядеть самого себя.

Говард приподнял рукой ее подбородок.

— Мне кажется, что это не твоя проблема. Не надо сравнивать себя с матерью. И, конечно, бессмысленно представлять себя на месте Джойс или Пэт. Ты — это ты. У тебя собственная голова на плечах, и, похоже, ты знаешь, чего хочешь в этой жизни. Не понимаю, к чему весь этот разговор? Ты что, не желаешь меня больше видеть?

Синди застыла на месте, ошарашенная этим выводом.

— Нет. Вовсе нет. Я просто пытаюсь все разложить по полочкам, потому…

— Почему? — усмехнулся Говард. — Боишься серьезных отношений? — Он мягко провел пальцами по ее щеке и губам, отчего Синди ощутила приятное волнение и дрожь. — Ты для меня очень многое значишь. И я думаю, что наша близость — это всерьез и надолго. И мне хочется быть с тобой и получать от этого удовольствие. Наслаждаться теми чувствами, которые ты во мне возбуждаешь, делить с тобой и радость, и грусть.

— И мне тоже этого хочется.

Говард погрузил ладонь в ее волосы.

— Тогда у нас нет никаких проблем, не так ли?

Но даже когда его губы прикоснулись к ее губам и настойчиво ждали ответа, а возбуждение приятным теплом начало вновь растекаться по телу, Синди не могла избавиться от смутного предчувствия каких-то событий, которые могут все изменить.

Изменения начались, спустя какие-то две недели. Пэтти уехала в Норвегию. В общем, ее отъезд представлялся неминуемым. Нельзя было бесконечно успокаивать себя тем, что об этом еще рано думать. Однако она почти сразу заскучала. Подруга несколько раз звонила, рассказывала, как устроилась на новом месте, и в ее голосе чувствовался нескрываемый оптимизм. Синди радовалась за нее, хотя ей хотелось, чтобы та оставалась рядом. Стремясь как-то побороть охватившую ее тоску, она не нашла ничего лучшего, как брать по несколько двойных дежурств в месяц. И успокаивала себя тем, что делает это, чтобы заработать дополнительные деньги и оплатить работы по перепланировке квартиры. Хотя понятно было, что это лишь повод. На самом деле она устроила проверку Говарду, решив посмотреть, как он отнесется к такому ее решению. Впрочем, этот мужчина проявлял редкое понимание и был спокоен.

Затем как-то рано утром вдруг раздались трели звонка. Синди нехотя высвободилась из крепких и нежных объятий Говарда, в которых безмятежно покоилась, готовая уже было признать, что ее жизнь обрела некое удивительное и непривычное совершенство.

Накинув халат, она торопливо спустилась, прошла в прихожую и, нажав кнопку переговорного устройства, услышала:

— Ты дома, милочка? В больнице мне сказали, что у тебя выходной, и я решила сделать тебе сюрприз! — Лишь один голос на свете мог разбудить ее лучше любого будильника.

— Мамочка! — вскрикнула она от неожиданности и нажала кнопку, впустив нежданную гостью в парадное.

Хорошенький получился сюрприз! Синди крикнула наверх Говарду, чтобы тот просыпался и скорее вставал. И, подождав с полминуты, открыла дверь квартиры, встретив мать.

— Здравствуй, дорогая!

— Привет, мамочка! — вздохнула Синди.

Нэнси Хауэлл имела превосходную фигуру, ее волосы были окрашены в насыщенный каштановый цвет, и на добрые полтора десятка лет пожилая леди выглядела моложе своих шестидесяти двух лет.

— Ты в прекрасной форме, мама! — сказала Синди после родственных поцелуев и начала подниматься наверх, чтобы одеться.

— Я держусь, — ответила мать, поднимаясь за ней по лестнице.

— Какой приятный сюрприз, — произнес еще не успевший подняться Говард.

Синди бросила на него быстрый взгляд. Как жаль, что она не прикрыла дверь спальни! Мужчина, опираясь на локоть, полулежал в кровати, прикрытый простыней до пояса, и в его взгляде не чувствовалось никакой тревоги или смущения. Как будто прибывшая из Палм-Бич Нэнси Хауэлл встретила его, одетого с иголочки, в каком-нибудь загородном клубе, а не полуголого в постели своей дочери.

Мать улыбнулась. Видимо, ее трудно было чем-то удивить.

— Гм, вот оно что! Ну, конечно. Мне даже не верится. — И выжидающе посмотрела на дочь. — А ты ни разу даже не обмолвилась со мной по телефону о своем новом кавалере. Брови Говарда вздернулись.

— Разве ты ничего не рассказывала о нас?

— Понимаешь, я…

— А сколько времени вы уже знакомы? — перебила ее мать.

— И ни слова не сказала обо мне? — улыбаясь, не унимался Говард.

Синди перевела взгляд на мужчину.

— Не вижу, чему тут можно улыбаться, — с укором произнесла она и снова повернулась к матери. — Мам, если ты не против, подожди нас, пожалуйста, пару минут внизу. Мы только приведем себя в порядок и спустимся.

Та с пониманием кивнула и направилась вниз.

— Пойду и приготовлю кофе. Он вас взбодрит.

— Твоя мать, похоже, отлично ладит с окружающими, — заметил Говард, когда они с Синди остались одни. — Ее мало чем удивишь. К тому же она вполне приятная женщина.

— Мамочка — просто ангел, — сказала Синди. И добавила: — Когда захочет.

— И она умеет одеваться, — отметил Говард с нескрываемым одобрением.

— Знаю, о чем ты подумал, — сказала Синди. — В кого я такая уродилась, не правда ли? — И, вздохнув, призналась: — Очевидно, я многое взяла от отца. У них был типичный крестьянско-королевский брак. Естественно, королевскую сторону в нем представляла мамочка.

Говард потянул ее за руку, уложил на постель, и, оказавшись сверху, заглушил вырвавшийся было протестующий возглас долгим, обезоруживающим поцелуем.

— Думаю, ты унаследовала лучшее от обоих, — проговорил он, когда, наконец дал ей и себе возможность вдохнуть.

И прежде чем она смогла что-нибудь ответить, мужчина уже был на ногах и держал одежду.

— Если ты хочешь побыть с матерью наедине, я могу совершить утреннюю пробежку или подольше пробыть в душе. Как тебе угодно.

Синди скорчила ему гримасу.

— А это еще к чему? — удивился Говард.

— Скажи мне правду. Ты, наверное, какой-нибудь новейший андроид или робот, сконструированный, по сути, идеальным мужчиной, который всегда знает, что в данный момент правильнее сказать, что лучше сделать, и при этом никогда не теряет самообладания.