Джорджина Форсби - Только этот мужчина

— Убирайся вон!

Бешенство и стыд охватили Палому. Она проклинала и Джона, и себя, потому что в его словах была правда. Искренне сокрушаясь о смерти кузины, она подсознательно мечтала занять ее место в жизни дочерей.

Джон хлопнул дверью. Палома содрогнулась от ужаса, ее била дрожь. Ей хотелось согреться, а ночная рубашка оказалась совершенно новой и слишком большой для нее. Палома, не отрываясь, смотрела на темно-синий материал, и вдруг слезы обиды и незащищенности хлынули из глаз. Кое-как она надела рубашку, подпоясалась и, уняв рыдания, пошла в ванную.

Возвратясь, она нашла на тумбочке пакет со льдом. Это было весьма кстати. Палома приложила лед к больной ноге. Стало легче. После этого она забралась в постель, изможденная и дрожащая, но не могла заснуть: все вспоминала откровенно восторженный взгляд Джона. Ей стало стыдно, но вместе с тем приятно. Она знала, как легко вспыхивают желания у мужчин, но все же реакция Джона не давала ей покоя. Вся его нежность, жар поцелуев, страстные, волшебные ласки раньше принадлежали Анне. Это порой было больно сознавать, но изменить Палома ничего не могла. Теперь, кажется, кое-что принадлежало и ей.

Палома попыталась успокоиться, но это удалось ей не сразу. Засыпая, она подумала, почему же никак не могла влюбиться? О, как она хотела этого! Через два года после отъезда из Новой Зеландии она встретила человека, к которому прониклась глубоким уважением. Добрый и умный, он был достаточно привлекательным, но, занимаясь с ним любовью, Палома почти ничего не чувствовала.

Вскоре она распрощалась с ним… Опыт был мучительный, и она поклялась никогда не повторять его. Другие мужчины, с которыми ее видели, знали, что она не хочет близких отношений, и если принимали такие условия, Палома была с ними. Некоторым хотелось показаться на людях с известной моделью, это поднимало их престиж. О необычности их взаимоотношений знали только она сама и ее кавалеры. Палома не афишировала подробностей своей жизни. Даже Джон не должен знать об этом, и пусть думает, что хочет.

Утром ее разбудил стук в дверь. Вошла женщина с подносом. Не отойдя полностью от долгого, тяжелого сна, Палома смотрела на нее, пытаясь понять, где находится.

— Доброе утро, Палома! Узнаете меня? — сказала женщина, с интересом разглядывая ее. — Я Марта Стерн. Вы попали в аварию вчера вечером по пути домой, и Джон привез вас сюда.

Палома села в постели, откинула волосы с лица и поморщилась от боли в запястье.

— Конечно, я вас помню, — сказала она, подавляя зевок. — Так приятно снова видеть вас. Как ваши дела? Как Дэн?

Марта поставила поднос на столик у кровати. Привычными движениями она взбила подушки, подложила их под спину Паломы и поставила поднос ей на колени.

— У нас с Дэном все хорошо, спасибо. А вас не надо и спрашивать — вы выглядите просто восхитительно. Джон сообщил мне о том, что вчера случилось. Как ваша рука?

Подвигав поврежденной кистью, Палома сморщилась от боли.

— Болит.

— Думаю, проще всего вам будет съесть тост, согласны?

— Выглядит очень аппетитно. Но вам не обязательно ждать, пока я позавтракаю.

— Джон сказал, что вам нужно выспаться. Я намажу тосты маслом и джемом? Девочки хотели прийти к вам, но я сумела их убедить, что вы еще будете здесь, когда они вернутся из школы. И все же они некоторое время ходили под вашей дверью на цыпочках. Джон уехал по делам, а вам пока нужно отдохнуть и дать покой руке.

— Я и не собираюсь делать ничего особенного, — ответила Палома.

Видимо, лицо Паломы было очень выразительно, потому что Марта сочувственно улыбнулась.

— Я зайду через час помочь вам одеться. Джон съездил в гостиницу и привез кое-какие ваши вещи, перед тем как отправиться по делам, так что не придется надевать вчерашнюю одежду.

— Очень мило с его стороны. — Голос Паломы был подчеркнуто вежлив.

Марта удивленно посмотрела на нее.

— Да, это так. Но это же Джон. Как бы ни был занят, он всегда поможет другу. Представьте себе, ему пришлось от многого отказаться, когда умерла Анна.

— Как вы со всем этим справились?

Пожилая женщина раздвинула занавески.

— Сначала действительно было тяжело. Девочки слонялись по дому как потерянные, и мне приходилось тратить почти все время на то, чтобы их успокаивать, вместо того, чтобы заниматься хозяйством. Но теперь самое худшее позади. Мы даже составили некое подобие расписания. Джон обращается с ними изумительно, но все же девочкам не хватает матери.

— Я хотела бы поговорить с вами об Анне, — неуверенно начала Палома.

Марта ответила ничего не выражающим голосом:

— Она иногда спрашивала, когда вы приедете.

Сердце Паломы словно замерло.

— Анна спрашивала? — недоверчиво переспросила она.

Почему после стольких лет молчания Анна хотела ее видеть? Машинально жуя, она пыталась сама себе ответить на этот вопрос, пока в конце концов здравый смысл не подсказал ей, что она никогда этого не узнает, и поэтому бесполезно было задумываться над этим.

Ей вспомнилось замечание экономки о том, что девочкам нужна мать. Мать для близнецов будет женой для Джона. Странно, ей не приходило в голову, что Джон может снова жениться. Ну конечно, он должен. Даже если Анна унесла его сердце с собой в могилу. Джон достаточно жизнелюбив, силен и мужествен, чтобы не оставаться долго вдовцом.

К тому времени, когда девочки приехали из школы, Палома по ним уже соскучилась. Шумно ворвавшись в дом, смеясь и переговариваясь, они направились в оранжерею, где она наслаждалась послеобеденным солнцем.

Девочки застыли в дверях, не то чтобы робкие, а скорее настороженные.

— Привет, — сказала, улыбаясь, Палома. — Хорошо прошел день?

Виола, та, что повыше, ответила серьезным кивком и вежливым «да, спасибо», а Лавиния — лукавой гримасой.

— У нас был диктант, — важно сообщила она. — Я сделала одну ошибку, а Виола получила «отлично».

Внезапно Лавиния прислушалась, а затем вскрикнула:

— Папа приехал!

И, повернувшись, мгновенно исчезла. Виола последовала за ней более спокойно, оставив Палому, которой передалось возбуждение девочек. Стараясь овладеть собой, она сделала несколько глубоких вздохов и раскрыла журнал, глядя на страницы невидящими глазами.

Голос Джона, раздавшийся в холле, отозвался болью в ее сердце. Он засмеялся, и Палома подумала, что редко слышала его смех, даже когда Анна была жива. Как и Виола, он обладал большой врожденной сдержанностью.

Услышав мужские шаги, Палома взглянула на дверь. Когда он вошел — высокий, широкоплечий, с грацией хищника, что-то глубоко затаенное заставило женщину встрепенуться. Резкие черты его лица становились как бы мягче в присутствии дочерей. Ты любишь его, призналась себе Палома. Ты любишь его с четырнадцати лет и будешь любить до самой смерти.