Джорджина Форсби - Только этот мужчина

Палома в душе все еще не верила ему. Может быть, Анна рассказала ему? Тогда он знал, что удочерил собственных детей. Возможно, он сам все это и подстроил. Или вот что: у Анны была влиятельная подруга, она и помогла ей в этом деле. Ведь то, что случилось, оказалось для них как нельзя кстати: Анна не могла иметь детей и удочерила детей мужа. Наверное, ей больше подошли бы сыновья…

Лицо Джона сохраняло бесстрастное выражение, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться в том, что ей никогда не узнать этой тайны. Как и многое другое, ключ от этой загадки хранится в его умной и холодной голове.

Палома тяжело вздохнула. Этот вопрос волновал ее все больше и больше. Если Джон знал, что с ней случилось, то просто обманул ее, забрав детей, как забирают ягнят у маток. От такой мысли у нее перехватило дыхание. Мучимая бесплодными догадками, Палома едко произнесла:

— Да, то, что произошло, только сыграло тебе на руку, ведь так? Какая жалость, что я об этом узнала и все испортила.

— Черт тебя возьми, — заговорил Джон, роняя слова, как камни. — Зачем ты вернулась? Чтобы преследовать меня? Ради этого не стоило приезжать, я помнил о тебе и так.

— Не надо, Джон, — сказала она вдруг голосом, полным симпатии, в котором не осталось и следа подозрительности и злобы. Она поднялась, подошла к нему и коснулась его руки. — Ты беспокоишься о том, как девочки отнесутся к этой истории, я понимаю. Но не стоит! Мы все преодолеем.

Контраст между льдом своих пальцев и жаром его тела заставил сердце Паломы биться сильнее. Облизнув пересохшие губы, она отступила назад, но недостаточно быстро. Джон внезапно крепко стиснул ее запястье сильными пальцами, как тисками.

— Мы?! — воскликнул он с лицом, перекошенным от злобы. — У тебя нет здесь будущего, Палома!

— Знаю, — прошептала она, завороженная ледяным взглядом его сузившихся глаз.

Напряжение между ними росло, и когда его бледно-голубые глаза встретились с ее зелеными, расширившимися от ужаса, Палома поняла, что бешенство, охватившее мужчину, стоявшего вплотную к ней, перерастает в другое чувство.

— Нет! — вскрикнула она, вырвав руку, и побежала по лестнице. Но Джон догнал ее, схватил за плечи и повлек за собой. Испуганная, с отчаянием жертвы женщина попыталась вывернуться, но, взглянув в его глаза, прочла в них такое желание и такую страсть, что страх исчез и она покорилась.

Больше не было хищника и его добычи. Игра закончилась, охота прекратилась, и между ними протянулась невидимая, древняя как мир нить, связывающая мужчину и женщину.

…Рот Джона вначале был грубым и ненасытным, будто хотел наказать ее. Но жертва подчинялась без сопротивления. И он сумел разбудить в ней странное, ранее не изведанное ощущение, прятавшееся так глубоко, что добраться до него было нелегко.

Палома, охваченная волшебством момента, позволяла ему все, забыв об осторожности. Она едва заметила, как он поднял ее на руки, потому что всем своим существом воспринимала прикосновения Джона и быстрые удары его сердца. Но неясные очертания знакомых предметов развеяли чары, пробудив воспоминания. Высвободившись из его объятий, Палома огляделась. Они были в той самой комнате.

Все осталось прежним, кроме кровати. Вместо медной, которую так любила Анна, стояла старинная деревянная, отполированная заботливыми руками и годами. Она не подходила для этой бело-голубой спальни, украшенной позолотой, шелком и статуэтками херувимов.

— Я нашел ее у антиквара, — сказал Джон, будто читая ее мысли.

Эта новость развеяла последние опасения Паломы. Улыбаясь, она приблизилась к Джону и поцеловала его со страстью и желанием, не в силах больше таить их в себе. Только он, думала женщина, погружаясь в мерцающий туман, только этот мужчина.

— Палома, — хрипло проговорил Джон. — Сколько ты ждала этого? Вечность, как и я? Хотя нет, ты не скучала в своей прежней жизни, в работе, среди любовников?

— Неважно, — ответила она, останавливая его мягким прикосновением к губам. — Ничто не имеет значения, кроме этого дома и тебя.

И Джон единым махом разрушил прежний, внешне безмятежный мир, окружающий их обоих. С глубоким вздохом Палома ответила. Прекрасное женское тело напряглось, готовое на его ласки. Кровь быстрее побежала по жилам. Желание стало невыносимым.

Когда Джон положил ее на кровать, она всем существом осознала, что искала всю жизнь: его вызывающую страсть, жар и силу его тела, соединения с человеком, который был ее второй половиной, без которой она была обречена на одиночество. Сейчас Джон принадлежал ей целиком, как и она ему, — прежние условия, договоры, случай, который их свел, — все кануло в небытие, все было сожжено в огне всепоглощающей страсти. И для Джона больше не существовали другие женщины, даже Анна. Они, свободные от цепей прошлого, соединились в объятии, древнем, как мир, и в то же время новом и неизведанном, как будущее.

Пальцы Джона добрались до ее груди, и Палома задрожала. Внезапно, будто не в силах терпеть преград между ними, мужчина рванул тонкую шелковую блузку и, не прекращая ласки, свободной рукой и зубами освободил нежное женское тело от одежд. Палома еще крепче прижалась к нему и потянулась к пуговице на рубашке Джона, но ее рука вдруг ослабела, и она только прошептала:

— Я хочу… хочу…

Он быстро разделся. С этой минуты время понеслось галопом…

Рука Джона скользнула вниз, а губы припали к ее губам. Его язык, лаская, проникал все глубже и глубже. Пальцы искали и наконец нашли источник ее наслаждения. Палома застонала, и ее тело напряглось сильнее.

— Да, — прохрипел Джон, — да, вот оно. Какое чудо! Прижмись ко мне крепче…

И на мгновение замер, ожидая ее реакции. С томной улыбкой Палома развела ноги, готовая принять его. Одно точное движение, и он вошел в нее. Лицо Джона было сосредоточено, глаза страстно блестели. Когда он начал двигаться, волны экстаза лишили Палому воли, заставляя подчиняться ритму, исходящему от самой глубины ее существа.

Ощущение твердой мужской плоти в ее лоне порождало множество богатейших чувственных эмоций. Палома была полностью в его власти, казалось, ее гибкое тело рождено для того, чтобы подчиняться своему повелителю. Вдруг Джон сделал еще один толчок, проникая в нее все глубже, пока она не вскрикнула, дрожа от необузданных чувств, каких и не подозревала в себе. Когда тяжелое, расслабленное тело Джона, обмякнув, опустилось на нее, она ощутила такое счастье, спокойствие, удовлетворенность, каких не испытывала никогда раньше.

Через некоторое время Джон пошевелился. Протестуя, Палома обхватила его плечи и крепче прижала к себе.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал он Ленивым, сытым голосом и повернулся на бок. Охваченная истомой женщина неподвижно замерла, наслаждаясь странным сладковатым запахом его тела.