Долли Грей - Палитра ее жизни

Ее выручила Гвен, незаметно толкнув в бок и поспешив навстречу другу детства.

— Патрик, какая неожиданность! Мама говорила, что ты в городе, но я не верила. Ты один? Ах, с Сабриной! Может быть, найдешь минутку и подойдешь к нашему столику? У моих родителей маленькое торжество.

Сабрине можно было отказать во многих качествах, но не в сообразительности. Она мгновенно оценила ситуацию, как если бы была выдающимся гроссмейстером и перед ней стояли фигуры на шахматной доске. Поспешно поднявшись, Сабрина подлетела к Патрику и, кивнув Гвен, обратилась к нему:

— Дорогой, у меня ужасно разболелась голова. Отвези меня домой, пожалуйста.

— Разумеется, — сдержанно ответил ей мужчина, не отрывая от Кристианы взгляда.

— Приятно было увидеться, — лицемерно прощебетала Сабрина, увлекая Патрика к выходу.

Заметив, что губы подруги предательски задрожали, Гвен обняла ее за талию и поспешила успокоить:

— Можешь мне не верить, но он тебя любит.

Как же, любит, а сам не сказал ни слова, обиженно думала Кристиана, глядя в окно на медленно скользящую между туч луну. Она сидела, забравшись с ногами в кресло и обхватив руками колени. Рядом, на этюднике, стояла работа, которую ей вот уже несколько дней не удавалось окончить. Это был прелестный зимний пейзаж, заказанный ей, все более приобретающей известность художнице, одним из коллекционеров современной живописи. Кристиана не могла писать. Стоило начать смешивать краски, как в их причудливом сочетании ей виделся профиль Патрика. Все, что она ни делала, так или иначе наводило на мысли о нем. Похоже, у нее началась «патрикомания»…

Кристиана вздохнула и попробовала переключиться на что-либо другое. На что? Ну, например, на размышления о собственной карьере. И друзья, и близкие советовали ей устроить персональную выставку, утверждая, что ее работы будут пользоваться одинаковым вниманием, как любителей живописи, так и влиятельных критиков. Но она не торопилась. В отличие от собратьев по ремеслу Кристиане не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Немалая доля семейного наследства подкреплялась весьма крупной суммой, оставленной ей Беннетом.

Вспомнив об ушедшем друге, она ощутила тоску. Он умел изгонять из ее сердца тревогу и боль одним лишь словом. С ним Кристиана чувствовала себя надежно защищенной от всевозможных несчастий. Беннет точно знал бы, как ей вернуть Патрика… Патрик, опять Патрик! Как нечто неизбежное он вновь ворвался в ее мысли. Надо постараться не думать о нем…

Проводив Сабрину до дверей ее дома, Патрик с легким сердцем вернулся к машине. На этот раз ему повезло отделаться от нее. Конечно, она делала всевозможные намеки, пытаясь затащить его к себе, но он напомнил ей о жуткой головной боли, которая «мучила» ее в ресторане. И хотя Сабрина поспешила уверить его, что уже чувствует себя лучше, Патрик проявил «трогательную заботу» и оставил не в меру навязчивую поклонницу в одиночестве. Для себя он решил, что в будущем будет избегать встреч с ней. Тем более, что в его жизни нет места ни одной женщине. Кроме Кристианы.

Воспоминания о темноволосой художнице, которую он встретил сегодня в компании Филипсов, заставили его сердце биться чаще.

— Сам виноват, — сказал он вслух. — Стоит признать, что ты, Патрик Корнелл, в любви неуклюж как медведь. Как, впрочем, и в делах…

Действительно, выбитый из колеи переживаниями из-за разрыва с Кристианой, Патрик совершал одну ошибку за другой. Он заключал самые невыгодные сделки. И это тогда, когда между нью-йоркскими владельцами художественных галерей шла жесткая борьба за место в «Арт-клубе».

Эта ассоциация состояла исключительно из самых крупных и влиятельных людей мира искусства. Попасть в их круг было очень непросто, так как внутренний устав ограничивал количество избранных сотней человек. А учитывая то, что членство в «Арт-клубе» являлось пожизненным, — практически невозможно. Хотя после недавней смерти Кена Вайсмана, одного из старейших членов организации, вакантное место появилось.

Еще несколько месяцев назад ажиотаж, который поднялся вокруг ассоциации, вызвал бы у Патрика разве что улыбку. Так как по всем критериям он являлся идеальным кандидатом для «Арт-клуба»: преуспевающий, известный своей деловой хваткой, эдакий баловень судьбы. Но в настоящий момент, учитывая ряд постигших его неудач, шансы Патрика резко уменьшились. Тем более, что ему наступал на пятки Майкл Рутгер, владелец компании «Слим и Рутгер», — серьезный конкурент.

Для того чтобы одержать победу, Патрику необходимо было добавить до окончания месяца к своему состоянию пару миллионов долларов, заработанных за счет продаж в галерее.

Он мог выполнить это условие, выставив в «Корнелл-галери» полотна Кристианы, купленные за бесценок в Вилуоки и хранящиеся на чердаке его фермерского дома. Живопись мисс Диксон со времени благотворительного аукциона Марсии Филипс вошла в моду, и цены на ее картины росли день ото дня.

Но Патрику претила сама мысль об этом. Полотна Кристианы были частичкой ее самой, той самой, которая еще принадлежала ему, и он не расстался бы с ними даже под страхом смерти. Тем самым он нарушил извечное правило всех продавцов: никогда не привязываться душой к объектам торга. Патрик понимал это, но ничего не мог поделать со своим сердцем…

Кристиана пробыла у Филипсов еще три дня. Она ожидала, что за это время Патрик даст о себе знать, но тщетно. Звонивший телефон извещал о ком угодно, только не о темноволосом красавце с нежным взглядом. Будучи не в силах больше скрывать от окружающих свои муки, Кристиана покинула Нью-Джерси и вернулась туда, где могла предаться печали в полной мере, в дом Майерса.

Отгороженная от мира толстыми стенами и крепкими дверями, она целые дни проводила в мастерской, занимаясь любимым делом. Ее компаньонами были картины старого мастера, висящие на стенах, и старая экономка, редко показывающаяся из своей комнаты, да и то лишь для того, чтобы дать указания горничной Элис и кухарке.

Постепенно мысли о постигшем ее любовном разочаровании отошли на второй план. Монотонное существование уже не раздражало Кристиану, она смирилась с судьбой, и та ее особо не тревожила. Так продолжалось вплоть до того дня, когда рано утром чуткий сон немногочисленных обитательниц дома Майерса был прерван настойчивой трелью дверного звонка.

Жизнерадостный молодой человек, впущенный в дом горничной, бесцеремонно ворвался в спальню Кристианы и плюхнулся рядом с ней на кровать.

— Привет, сестренка!

— Генри, что ты здесь делаешь? — Кристиана с изумлением взирала на младшего брата.

Он широко улыбнулся и заявил:

— Я решил пойти по твоим стопам и сбежал из дому!