Джерри Уандер - Восхождение звезды

— Садись. В кресле тебе будет удобно?

Ей пришлось сцепить зубы, чтобы справиться с разочарованием.

Два больших, низких кресла стояли рядом у кофейного столика. И как только Шарон занял одно из них, Барбара опустилась ему на колени.

— Барби! — протестующе воскликнул Айк вдруг охрипшим голосом. — Что за нелепость!

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — трепетно перебила его девушка.

Глаза Шарона потемнели, в них промелькнула настороженность.

— О чем?

— О нас, — ответила Барбара и вдруг робко замолчала. Ее взгляд наткнулся на темно-русые волосы, заманчиво выбивавшиеся сквозь расстегнутый ворот рубашки. Собрав всю свою волю, девушка подняла голову и снова посмотрела Айку в лицо. — Нам ведь хорошо было вместе все это время, правда?

— Чудесно, — глухо отозвался он.

— Ты говоришь правду?

— Да.

Барбара скользнула пальцами под рубашку и ощутила мягкость его шелковистых волос, почувствовала тепло и дразнящий запах дезодоранта, смешанный с чуть горьковатым запахом мужского тела.

— Я хочу, чтобы ты знал. Ты мне очень… очень нравишься.

От взгляда Айка у нее перехватило дыхание. Он медленно провел кончиками пальцев по той части груди, что оставалась открытой благодаря откровенному декольте. Барбара замерла, боясь пошевелиться. Горячим пульсом забилось желание, затуманило голову и толчками разошлось по всему телу.

— Ты мне тоже…

Девушка судорожно вдохнула воздух.

— Так чего же мы ждем? Я понимаю, что мы еще мало знаем друг друга, и что я еще молода, — выпалила она, — но разве это препятствие? Я уверена…

Шарон вдруг убрал руку, встал, заставив и ее сделать тоже самое.

— Но я не уверен.

— Ты… не хочешь? — запинаясь выговорила Барбара, в замешательстве глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Я не могу, — отрезал он. — И вообще, что за нелепость! Это даже смешно! — усмехнулся Шарон.

Барбара похолодела. Она предлагает Айку себя, самый драгоценный дар, который женщина может принести мужчине, а он, он смеется… Не уверен, нужен ли ему шаг к постели? Значит, совершенно равнодушен к ней. Какую же чудовищную и постыдную ошибку она совершила… Какое унижение, какой позор!

Она схватила свое пальто и ринулась к двери.

— Барбара! Барбара! Подожди!

Вихрем промчалась она по коридору к лифту, как раз успев протиснуться между закрывающимися дверями. Боже, как же тошно ей было!..

Барбара лежала в кровати и смотрела в темноту прямо перед собой. Даже сейчас, спустя столько лет, от одних воспоминаний ей становилось муторно. Наверное, по сравнению с той, уверенной в себе блондинкой — адвокатшей, наивная школьница, вообразившая себя роковой женщиной, показалась ему кошмарным абсурдом, но все равно Шарон мог бы поступить с ней более деликатно. Почему не пощадил хотя бы ее самолюбие?.. Барбара ударила кулаком в подушку. Шарону придется заплатить за то, что тогда откровенно посмеялся над ней!..

…По восемь часов в день они вместе работали над текстом ролей. И хотя Барбара все-таки больше придерживалась своей трактовки образа Анны, она спорила с партнером все реже. Тот медленно и упорно гнул свою линию, поэтому ей было трудно, приходилось себя ломать. Она невольно представляла, что с отцом происходило то же самое.

— Что случилось? — спросил Айк, заметив хмурое выражение ее лица…

— Ты чудовищный диктатор! Давишь как трактор. Тебе плевать на индивидуальность. Выворачиваешь актера наизнанку, как тряпичную куклу. Могу вообразить, как ты мучил Анджея.

— Комментариев не будет, — коротко ответил Шарон. — Если Молик отказывался рассказать тебе, что случилось, то, очевидно, он не хотел, чтобы ты знала.

Барбара сжала губы.

— Но я желаю знать!

— Комментариев не будет, — снова повторил Айк. — Лучше продолжим наши занятия. У нас осталось не так много времени.

— Еще нет и пяти.

— Да, но в семь мне придется уехать. Ничего, если побудешь одна?

— Просто отлично! — фыркнула она. — Мне все равно. Скучать не буду. Я уже привыкла, что тебя нет вечерами.

Шарон молча посмотрел на нее, потом опять взялся за сценарий.

— Твоя реплика начинается словом «подонок», третья строчка сверху. А в ответ Крофорд смеется.

Он пробовал свой голос, настраиваясь то на иронию, то на злость или, наоборот, мягкость.

— Знаешь, мне приятно снова чувствовать себя актером, — с обескураживающей откровенностью признался Айк. — Помнишь у Шекспира: «На мне нельзя играть как на флейте». По смыслу пьесы — совершенно точно, потому что это говорит о себе Гамлет. Но вот каждый актер — сам по себе флейта, звучания которой он добивается. Иногда получается, иногда нет.

— А почему ты стал актером, почему выбрал такую профессию?

— Вообще-то я не собирался. В колледже участвовал в нескольких студенческих постановках, в основном из-за девушек, которые там играли. На одном спектакле побывал театральный агент, убеждал, что у меня может получиться неплохая артистическая карьера. Года два, уже после окончания колледжа, ему не удавалось меня уговорить, потому что я работал по своей специальности в финансовой компании и не хотел менять стабильность на превратности профессии артиста. А он не отставал и продолжал твердить про талант, расписывать прелести сцены… Между прочим, благодаря ему я стал театралом — смотрел все подряд, не говоря уж о громких премьерах… — Айк задумался, закурил, потом продолжил: — Мы и сейчас с Джеком Олмом больше чем друзья. У него вообще способность заражать своими идеями… Словом, однажды он привел меня в актерскую учебную студию, и я заболел этим делом.

— А режиссурой тебя тоже он заразил? — спросила Барбара.

— Да нет! Этим я увлекся позже, когда стал сниматься в кино. Я уже был достаточно опытным театральным актером. Потом мое имя замелькало на экране…

Барбара, слушавшая с нескрываемым интересом, однако не удержалась, чтобы не поддеть:

— Но Шарону все мало?

Айк вздохнул.

— Тебе не идет, когда ты злишься… Актерская профессия действительно очень зависимая, тут уж ничего не попишешь… Скажи честно, тебе самой никогда не хотелось заняться чем-нибудь другим?

Барбаре стало стыдно. Она подумала, что зря цепляется, когда он так искренен с ней. Это несправедливо.

— Знаешь, долгое время я вообще собиралась пойти учиться на дизайнера по тканям — и до сих пор иногда рисую эскизы, но Анджей отговорил. Он напирал на то, что сцена у меня в крови и что это самое естественное для меня занятие. Он очень верил в меня.

— Я тоже верю, — вдруг сказал Шарон не глядя на Барбару, потом, помолчав, добавил: — Я доволен, как мы с тобой проводим застольный период работы над ролями, но у нас остается мало времени. Билеты в Лос-Анджелес уже заказаны, в понедельник вылетаем, а еще даже не начинали заниматься рисунком движения, мизансценами… Здесь, в кабинете, нам не развернуться. Почему бы не перебраться в спальню для гостей?.. Там почти нет мебели, помещение просторное. Давай отрепетируем сегодня хотя бы один небольшой эпизод.