Эльза Вернер - Высшая точка зрения

OCR amp; SpellCheck: Liuda

Э . Вернеръ (Elisabeth Werner)

„Полное собраніе сочиненій“ Т.IX

ПЕТРОГРАДЪ.

Издат. Акц. Общ. А.А. Каспари

Лиговская улица, № 114.

Безплатн. приложен. журнала

„РОДИНА“ 1914 г.

Текст адаптирован к современному языку.

Казалось бы, что общего у мрачного, поглощенного исследованиями профессора и яркой, жизнерадостной дочери его коллеги? Или все же правило, что противоположности притягиваются, верно?

– Да, сударыня, это уж так, и хотя история с вуалем случилась уже давным-давно и с тех пор прошло несколько веков, но подтвердится и теперь, стоит только попробовать. Если у парня есть зазноба, то он должен украсть у нее вуаль, можно и косынку, и девушка никогда не забудет его. Она будем думать о нем днем и ночью, и не сможет выкинуть его из головы, но только этот вуаль надо непременно украсть.

Все это сказал старый крестьянин в шерстяной куртке и коротких чулках горца. Он только что кончил рассказывать одну из легенд, которыми богаты Альпы, и теперь с торжественной серьезностью передавал связанное с этой легендой народное поверье. Его слушали – молодая девушка и полувзрослый мальчик с большим вниманием следили за удивительной историей, тогда как два господина, расположившиеся несколько поодаль на зеленом лугу, относились к рассказу довольно равнодушно. Старший из них, пожилой господин с седыми волосами и приветливыми, благодушными чертами только улыбался, тогда как на лице молодого ясно выражалась самая ядовитая насмешка.

– Послушайте только эту ерунду, коллега, – вполголоса произнес он. – И ведь этот человек говорит тоном непоколебимаго убеждения! Как еще далеко этому народу с его суевериями до яркого света разума!

– К чему тут горячиться, дорогой Норманн? – спокойно возразил пожилой господин. – Оставьте народу хоть чуточку поэзии, которая выражается в его легендах и обычаях; ведь больше ее решительно нигде нельзя найти.

– Да и незачем, – проворчал Норманн. – В жизни можно обойтись и без нее.

– Смотря когда… в двадцать лет об этом думают иначе. У меня тоже были поэтические грешки юности, я даже писал стихи. Не приходите, пожалуйста, в ужас, эти стихи посвящались моей тогдашней невесте, ставшей потом моей женой. В подобных случаях даже люди науки берутся за лиру. Впрочем, вы еще никогда не занимались этим?

– Я? Помилуйте, профессор!

– Пожалуйста, не сочтите это за обиду, – засмеялся Гервиг, – вас никто в этом и не заподозрит. Ну-с, Дора, ты наслушалась, наконец, всяких чудесных историй?

Последний вопрос был обращен к молодой особе, которая в эту минуту подошла к нему. Это была молодая девушка лет двадцати, очень миловидная, которой чрезвычайно шел темно-синий костюм туристки. Из-под легкой войлочной шляпы с голубым вуалем выглядывало розовое личико с ясными карими глазами и двумя прелестными ямочками на щеках, придававшими ему плутоватое выражение. От всего ее существа веяло счастливой веселостью и задором, свойственными только молодости.

– Ах, папа, я так люблю болтать с этими людьми, – ответила она, – а когда Сепп начинает рассказывать свои легенды, то всегда находит во мне благодарную слушательницу. Разве здесь не прекрасно? Посмотри-ка, как восхитительно лежит там внизу наш Шледорф, как сверкает озеро на солнце. А там, на вершине, вероятно еще красивее, там можно смотреть поверх гор и видно далеко кругом! Я еще никогда не была там, но сегодня мы непременно взберемся наверх. Правда, Фридель?

Она обратилась к мальчику, который также был одет в городской костюм, но потертый вид последнего доказывал, что мальчик не принадлежал к их обществу. Фриделю было лет тринадцать-четырнадцать; он был высок ростом, но худощав и тщедушен. Густые белокурые волосы падали на бледное лицо, имевшее очень болезненный вид. Большие голубые глаза, окруженные темными кругами, не имели того веселого, жизнерадостного выражения, которое сверкало в глазах молодой девушки. Наоборот, они смотрели грустно, но, тем не менее, засветились при упоминании о чудном виде с вершины горы. Мальчик, вероятно, принадлежал к тем несчастным детям, которые растут в темных дворах без света и воздуха, жизнь которых не согрета ни одним солнечным лучом. Он бросил полуиспуганный, полувопросительный взгляд на профессора Норманна, который равнодушно проговорил:

– Конечно, мальчик тоже пойдет с нами. Кто же иначе понесет вещи?

– Я, во всяком случае, останусь здесь, – заявил Гервиг. – Последняя часть пути мне кажется очень трудной, и говорят, до вершины еще добрый час ходьбы. Вы без сомнения не откажетесь взять мою дочь под свое покровительство, милый Норманн?

Молодая девушка, по-видимому, была вовсе не в восторге от навязанного ей спутника. Откинув голову назад, она насмешливо проговорила:

– Но ведь профессор Норманн совершенно равнодушен к красивым видам.

– Что же делать, раз у меня нет способности любоваться красотами местности? – последовал довольно нелюбезный ответ.

– Зачем же вы тогда вообще путешествуете?

– Для научных исследований, больше ни для чего.

– Вам совершенно незачем так выразительно подчеркивать это, – расхохоталась Дора. – Я вовсе не подозреваю вас в том, что вы собираетесь отправиться на поиски вуаля, как тот молодой охотник, о котором только что рассказывал Сепп. Вы ведь слышали?

Профессору, очевидно, не понравилось, что осмеливались шутить с ним, и он чопорно выпрямился.

– Может быть, вы лично еще находите удовольствие в детских сказках, я же, к сожалению, не могу разделить его, – произнес он, отходя в сторону к большой скале, и, сняв с камня мох, стал внимательно рассматривать его.

– Фу, как немилостиво! – вполголоса насмешливо проговорила Дора. – Папа, на этот раз ты подцепил ужасно нелюбезного спутника.

– Да, любезным Норманна назвать нельзя, – согласился Гервиг, – он очень даже добросовестно старается доказать обратное. Надо видеть его с глаза на глаз, чтобы узнать его истинную натуру. Я уже говорил тебе, что его научные труды имеют громадное значение, и он обладает всеми данными, чтобы сделаться известностью в своей области.

Лицо Доры ясно выражало, что совсем незначительный, но более веселый спутник был бы ей гораздо приятнее, чем эта нелюбезная будущая знаменитость.

– И нужно же ему было поселиться как раз в Шледорфе, где мы живем! – воскликнула она. – Если бы он хоть оставлял нас одних во время прогулок в гору! Нет, всегда увяжется с нами и только портит мне удовольствие своим озлоблением и бессердечными насмешками.