Надин Арсени - Миленький ты мой...

Они сидели рядом, тесно обнявшись, когда дверь распахнулась без стука, и на пороге замер высокий старик с непокрытой головой, в длинном черном пальто, с массивной тростью в руке. Марсель вскочил с места и бросился ему навстречу. Ему хотелось подхватить отца, почти упавшего в его объятия. Они долго молчали, только неотрывно смотрели друг на друга и никак не могли наглядеться. Слезы бежали по их щекам, но они этого не замечали. Старый барон провел дрожащей рукой по чуть тронутому сединой виску сына, Марсель глаз не мог оторвать от горьких складок, пролегших в углах скорбно сжатых губ отца.

Тане казалось, что ее сердце остановилось. Она пересела в кресло, стоявшее в самом углу комнаты, сжалась в комок, стараясь стать незаметной, раствориться в тени, превратиться в бесплотного духа. Впрочем, ее усилия были совершенно напрасны, — отец и сын сейчас не замечали никого и ничего вокруг, полностью сосредоточившись друг на друге.

Марсель первым нарушил молчанье, произнеся короткую фразу, значение которой было непонятно Тане, но ласкало слух. Он усадил отца на широкий кожаный диван. Старик смущенно вздохнул, вытер мокрое от слез лицо большим белым платком и, стараясь побороть волнение, оглянулся вокруг и заметил Таню. Брови барона удивленно взлетели вверх, но он мгновенно исправил свою оплошность, учтиво поднявшись и подойдя к вскочившей ему навстречу девушке. Открытым дружеским жестом он протянул ей руку, коснулся ее ладони, не дожидаясь, когда она ему протянет свою и склонился к ее руке, запечатлев на ней поцелуй мягких старческих губ. Это окончательно смутило Таню, она покраснела и вдруг выпалила одну из немногих известных ей французских фраз:… О'ревуар, месье!.. вместо заготовленной ею заранее с помощью Марселя и, естественно, означавшей приветствие.

Ошеломленный барон на мгновенье замер, потом заливисто, по-мальчишески расхохотался, обнял за плечи перепуганную Таню, наклонился к ней и звонко, от души поцеловал в горячую пунцовую щеку.

Теперь уже смеялись все трое. Они все вместе уселись на просторный диван, и старик нажал на кнопку звонка, вызывая официанта из бара отеля.

Пока гарсон ходил вниз за шампанским, Марсель торопливо, с жаром, что-то твердил отцу, поощрительно похлопывавшему его по колену. Старый барон искоса поглядывал при этом на все еще не пришедшую в себя Таню, пока даже не способную ответить на его мягкую, успокаивающую улыбку. По мере того, как Марсель говорил, во взгляде старика появлялось все больше уважения и понимания, он смотрел на Таню и на своего сына со смесью восхищения и сострадания.

В номер вошел официант с подносом в руках, и Марсель замолчал. Когда бокалы были наполнены, и они остались одни, старик встал, обойдя низкий столик, приблизился к Тане и молча поцеловал ее в склоненную голову. Они выпили свои бокалы до дна; Тане было ясно без слов, что они пили за нее, за Марселя, за любовь и самоотверженность, за их будущее счастье.

Эта сцена была прервана появлением шофера заранее заказанного такси. Он подхватил плотный бумажный пакет, составлявший весь багаж Марселя и Тани. Старый барон сразу же последовал за ним, Марсель накинул Тане на плечи бежевый плащ, перекинул свой через руку и, пропустив девушку перед собой, вышел из номера.

Его взгляд ласкал тонкую прямую фигурку, шедшую впереди, в двух шагах от него. Тане была присуща природная элегантность. Складки длинного плаща подчеркивали изящество тонкой спины, чуть угловатую линию плеч. Мягкая волна черных волос четко выделялась на светлом фоне. Туфли из нежной лайки на небольших каблучках придавали стройность ногам с упругими икрами и тонкими щиколотками.

Марсель про себя улыбнулся, вспомнив их утренний поход в магазин готового платья, куда они отправились, чтобы приобрести приличный вид и не испугать ожидаемого ими старого барона. Еще в банке Марсель выяснил у клерка, где находится самый дорогой из местных магазинов. Между ним и Таней заранее был заключен договор о том, что она будет молчать при посторонних, дабы не возбуждать подозрений и излишнего любопытства звуками русской речи. Они могли бы ни о чем не договариваться, так как оказавшись в роскошном, с ее точки зрения, интерьере этого провинциального модного дома, она и так полностью лишилась дара речи.

Немножко придя в себя и не столько привыкнув, сколько притерпевшись к предупредительной суете персонала вокруг них, Таня обрела способность сосредоточиться на том, ради чего они туда пришли. Отрицательно и чуть испуганно покачивая темной головкой, она решительно отвергла все яркие и экстравагантные модели, остановив свой выбор на элегантном костюме из мягкой шерстяной ткани и на бледно-голубой блузке тончайшего шелка. Остальные ее покупки соответствовали тому же простому и строгому стилю. Марсель был поражен ее вкусом, но про себя лукаво и довольно посмеивался: сама о том не подозревая, Таня выбрала самые дорогие вещи, каждая из которых стоила целой коллекции броского тряпья, которое ей предлагалось сначала. Приказчики магазина поглядывали на нее с большим уважением, равно как и на Марселя, который не колеблясь, за все расплачивался.

Приехав в Осло, они пробыли там всего два дня. Именно это время потребовалось старому барону Бовилю на то, чтобы окончательно уладить формальности и снабдить своего сына и Таню документами, удостоверявшими их личности и позволявшими им въехать на территорию Франции. С Марселем все было довольно просто. Для того чтобы обезопасить дальнейшее существование Тани, барону пришлось прибегнуть к своим давнишним связям в Министерстве Иностранных дел и провести из посольства Франции в Осло телефонные переговоры на самом высоком уровне. В результате предпринятых им усилий Таня приобрела другую фамилию и оказалась дочерью белоэмигранта, родившейся в парижском предместье. Сохранить собственную фамилию и рассчитывать на статус беженца она не могла, так как всем троим было ясно, что НКВД, если эта история получит хотя бы малейшую огласку, сделает все для того, чтобы вернуть на родную землю бывшую медсестру лагеря для политзаключенных, рассказы которой способны резко изменить общественное мнение на Западе далеко не в пользу Советского Союза. Ярость российских заплечных дел мастеров по отношению к Тане должна была быть тем более велика, что они были совершенно бессильны что-либо сделать с молодым бароном де Бовилем — семейство было слишком хорошо известно и имело большой вес в высших кругах Франции.

Покончив с формальностями, они наконец поднялись по трапу самолета авиакомпании Эр Франс, который через несколько часов доставил их в аэропорт Орли, где уже ждала машина барона — длинный черный лимузин с шофером в темной ливрее.