Глэдис Гринуэй - Свое гнездышко

Джонатан ухмыльнулся во весь рот ленивой, мальчишеской улыбкой, которая бесила меня и в то же время была очаровательной.

— Едва ли она согласилась бы со мной поехать. Джиллиан совершенно не интересуется временами короля Артура и всякими прочими рыцарями. Она восхитительное, прекрасное животное, но не больше. Хищная, как тигрица, тупая, как корова, нежная, как голубка, а мозги как у попугая. Все, что ей нужно, — выйти замуж и завести детей.

— А Дэвид говорит, что она умная.

— О, рядом с Джиллиан Дэвид делается слепым как крот. Она ему представляется очаровательной девицей, которая не смогла получить хорошего образования, у которой не было возможности развить свои способности и которая вдобавок страдает от неразделенной любви и отсутствия самореализации. А на самом деле Джиллиан прекрасно использует свой небольшой мозг, рассчитывая, как ей наилучшим образом устроить свою жизнь. Дэвид видит ее чистым, наивным и даровитым ребенком. Но она совсем не такая. Она уже сейчас — взрослая женщина, которая твердо знает, чего хочет. И будет такой всегда.

Я не знала, кто из них прав. Может быть, оба ошибались. Но меня возмутило то, как Джонатан разделывал Джиллиан, словно она была каким-то микробом под микроскопом.

— Надо полагать, твои наблюдения над влюбленной Джиллиан пригодятся для твоей очередной дурацкой книжки? Портрет красивого животного, как ты ее назвал, верно? Коллекционируешь зарисовки людей, их чувства, а потом все это переносишь на бумагу? Рассматриваешь ее, словно она бабочка на булавке?

— Ты ко мне несправедлива! — По голосу я поняла, что Джонатан обиделся, но я и сама была не меньше раздосадована его откровениями. — Я же ничего не могу с этим поделать.

— Ах вот как! Ты мог бы, по крайней мере, не поощрять ее чувства. Дать ей пощечину, наконец. Выгнать, сказать что-нибудь вроде: «Катись отсюда, детка! Перестань мне надоедать! Из этого все равно ничего не выйдет». Или что-то в таком духе. А сам в понедельник повез ее к Дэвиду, и она сидела, смотрела на тебя печальными коровьими глазами. Так тебе, значит, все равно?

— О, ради всего святого, будь благоразумной. Посуди сама — что я мог поделать? Она зашла к нам домой, когда мы с Брайаном собирались ехать к Дэвиду, и спросила, можно ли поехать с нами. Чтобы не показаться Брайану последним грубияном, все-таки я джентльмен, пришлось ее взять.

— Замолчи, хватит! Отвези меня домой, немедленно! Больше не хочу тебя видеть! Все мужчины мне противны!

— Не понимаю, почему ты каждый раз так горячишься, когда речь заходит о Джиллиан? Если только…

— Что «если только»?

— Нет, так, ничего, просто мысль неожиданная пришла. Все, хватит. Забудь про Джиллиан, Лиз, и иди дописывать свою картину. А мне надо подумать.

Вот как все просто. Словно бы так и надо. В любом случае я поняла, что он пока не собирается везти меня домой.

Я поставила полотно на мольберт и продолжила работу. Рисовалось быстро, легко, но мне было досадно, что я невольно его послушалась. Наверное, он себе вообразил, что я ревную его к Джиллиан. Эта мысль вдруг обдала меня ознобом. А ведь так оно и есть! Нет, больше не буду ничего говорить. Зачем выставлять себя такой дурочкой? Как бы Джонатан ни уговаривал, больше не поеду сюда с ним, ни за что! Никогда!

Он высадил меня около дома в девять часов вечера и на прощание сказал, что заедет за мной завтра в девять утра. Я не возразила. Остальные еще не вернулись — видимо, решили осмотреть все окрестности, ничего не упустив. Картина волшебного замка, парящего в небе, вдруг снова захватила мое воображение. Я пошла к себе в комнату и начала рисовать, забыв обо всем, кроме этого маленького волшебного мира. Мир рыцарей и прекрасных дам был куда более приятным, чем тот, в котором я жила. Я опомнилась, только когда услышала голоса внизу.

Мэри с тетей Хетти суетились на кухне, а мне велели отправиться в гостиную, потому что они вдвоем вполне могут приготовить ужин. Гленн с Брайаном сидели в кабинете и болтали, как старые друзья.

— Как тебе сегодня рисовалось? — спросила меня Гленн.

— Совсем не так, как я планировала. Покажу, когда картина будет готова.

— А где Джонатан? — поинтересовался Брайан.

— Поехал домой. Может быть, уже сидит с кружкой пива в «Голове короля».

И строит глазки Джиллиан, добавила я про себя. Я представила себе эту картину, и мне стало смешно. На самом деле ему это совсем не шло, скорее взгляд его должен быть иронично-насмешливым. Я не стала никому говорить, что не захотела пригласить его в дом. Тетя была бы в шоке от моей невежливости.

Собираясь ложиться спать, я еще раз посмотрела на картину с замком. Она почему-то начинала нравиться мне все больше, чего нельзя было сказать о предыдущих моих работах. Может быть, действительно, Джонатан прав и в его словах есть доля истины? Я ведь родом из Корнуолла и должна верить во всяких волшебных фей, заколдованных принцесс и в прочие старые легенды. Может, всем моим предыдущим работам не хватало именно этого? Я была слишком буквальна, слишком натуралистична. Ах, Джонатан, Джонатан! Пора перестать о нем думать.

Несмотря на целый день, проведенный на свежем воздухе, мне совсем не хотелось спать. Чтобы приготовить себя ко сну, я пошла и неторопливо приняла ванну. Но это не помогло. В последние дни сон бежал от меня. Дэвид думал о людях слишком хорошо, а Джонатан — очень мало. Вернее, не то чтобы думал немного — он как раз часто задумывался о людях и наблюдал их, но ему как-то не было до них дела. Жаль, что они не могли позаимствовать что-то друг у друга. Но что чувствовала при этом я? Отвращение. Я была смущена и сбита с толку, как какой-нибудь подросток, совсем не знающий жизни. Я даже завидовала Джиллиан с ее простым и недалеким умом. Я сопереживала Дэвиду, тосковала о нем, мне хотелось как можно чаще его видеть, хотелось наполнить его жизнь радостью, а не унылым примирением с обстоятельствами. Но Джонатан! Вот кто смущал меня больше всего! Когда я была с ним, у меня появлялось ощущение, будто я подключена к проводам и по мне бежит электрический ток. Мне не хотелось сделать для него что-то, как для Дэвида или как когда-то для Гэри. Ему это было просто не нужно. И чем чаще я его видела, чем ближе узнавала, тем больше понимала, что он абсолютно самодостаточен.

Я подумала, что у меня сдают нервы и я на глазах превращаюсь в невротика. Самое разумное, что я могла сделать, — это вернуться в Лондон и найти работу, чтобы не оставалось времени на пустые раздумья. Хватит ходить по кругу и задавать себе неразрешимые вопросы. Послезавтра же скажу тете Хетти, что я не смогла ужиться в сельской глуши. Хотя при воспоминании о пыльных городских улицах и грязных тротуарах мне сразу стало тоскливо.