Оливия Уэдсли - Горькая услада

— Вашего отца зовут Маркус Дин?

— Да, а почему вы спрашиваете? Вы с ним знакомы?

— Нет, я знаю его только понаслышке.

Значит, Эшли прав. Это обстоятельство несколько изменило его отношение к Сильвии, она как-то сразу упала в его глазах.

Весело болтая и смеясь, они подъехали к ресторану, расположенному на склоне горы, и отлично позавтракали там: омары, котлеты, земляника со сливками и, как Сильвия назвала его, вдохновляющий коктейль.

«Я начинаю влюбляться в нее», — думал Родней, лежа на земле в тени большой сосны. Горячие лучи солнца пробивались сквозь ее густую хвою, и в воздухе был разлит крепкий, душистый запах смолы.

Своей сильной, смуглой рукой Родней пожал руку Сильвии.

— Прекрасный день. А вы довольны?

Девушка утвердительно кивнула: легкий румянец заиграл на ее щеках.

— Я вам хоть немного нравлюсь, самую чуточку?

— Бит — мое уменьшительное имя, — весьма непоследовательно ответила Сильвия, и в ее глазах мелькнул веселый огонек.

— Бит. — Родней поднялся и сел. — Какое очаровательное имя — Бит!

Он улыбнулся ей, его глаза, окруженные густыми короткими ресницами, загорелись беспокойным огнем.

— Кто дал вам это имя, деточка?

— Одна очень знаменитая особа — Фернанда. Я жила у нее целый год, когда мне было шесть лет. Она большой друг моей матери.

Фернанда! Родней невольно подумал о том, с какой иронией Эшли отнесется к этому обстоятельству.

— Она изумительна, не правда ли? — лениво спросил он.

— Она — прелесть во всех отношениях!

— Вы, по-видимому, получили весьма своеобразное воспитание, — заметил Родней.

— О да. Видите ли, мы постоянно переезжаем с места на место. Маме очень быстро надоедает повсюду, и как только это случается, мы сейчас же уезжаем. Сюда приехали из Копенгагена.

«Представляю, что случилось в Копенгагене», — несколько цинично подумал Родней.

Однако, что бы там ни случилось, это не делало Сильвию менее привлекательной, но зато делало ее гораздо более доступной.

В душе он ясно сознавал, что ведет нечестную игру, но, в конце концов, девушка, которая ведет подобный образ жизни и имеет таких родителей, вероятно, в достаточной мере опытна, несмотря на юный возраст. Она выглядит совсем ребенком, но если бы это было так, она не танцевала бы с ним до полуночи и не поехала бы сейчас сюда: ее поведение определенно не говорит в ее пользу.

— Я хочу поцеловать вас, — вдруг настойчиво и резко сказал он.

Сильвия лежала на спине, положив руки под голову. Она не двинулась, только в ее широко открытых глазах мелькнула тревога.

Их взгляды встретились: они оба внезапно почувствовали, что какая-то неведомая сила, которой трудно противостоять, притягивает их друг к другу.

Мертвая тишина царила вокруг. Под яркими лучами южного солнца вся природа, казалось, погрузилась в глубокий сон. Родней совсем близко наклонился к Сильвии; неясный трепет первой страсти пробежал по ее телу, и губы, похожие на лепесток цветка, полуоткрылись и вздрогнули.

На одно мгновение Родней вернулся к действительности: откуда-то из глубины сознания внутренний голос твердил: не делай этого, остановись. В душе он чувствовал, что поступает нехорошо, но… он еще ниже склонился к Сильвии и долгим страстным поцелуем прильнул к ее губам.

Какая-то птичка пронзительно громко запела над ними. Родней поднял голову. Очарование было нарушено.

Он одним прыжком вскочил на ноги.

— Пора домой.

И хотел прибавить «простите меня за то, что я сделал», но не решился и подумал:

«В конце концов это ведь только поцелуй…».

На обратном пути было очень жарко и пыльно, все время впереди них по извилистому шоссе ехал какой-то автомобиль.

— Отвратительно, когда такая пыль, не правда ли? — раздраженно сказал Родней.

Сильвия пробормотала в ответ что-то неопределенное.

Пыль. Разве было пыльно? Она не заметила этого, как не заметила и автомобиля, едущего впереди; она, не отрываясь, смотрела на тонкие смуглые руки Роднея, державшие рулевое колесо, на полоску синего шелка, окаймлявшего манжеты, на изогнутые платиновые с золотом запонки, на перстень с печаткой… И если бы в этот момент рухнул весь мир, ее бы это меньше тронуло, чем то, что на кисти Роднея были видны рубцы от шрапнели.

— Вы на военной службе? — внезапно спросила Сильвия.

Родней слегка вздрогнул от неожиданности. Впервые за всю дорогу она заговорила с ним. До сих пор отделывалась односложными «да» или «нет».

— Время от времени, — ответил он, улыбаясь. При взгляде на ее лицо и при звуке ее голоса его раздражение исчезло. Как хорошо, что она не сердится на него.

— Я спрашиваю вот почему… — объяснила Сильвия, слегка коснувшись пальцем рубцов на его кисти.

— Ах, это пустяки, — рассмеялся Родней, и лицо его омрачилось, — в сравнении с теми ранами, что получили другие, и с тем, как они страдали…

Он внезапно замолчал, так как вспомнил об Эшли, и уже хотел было рассказать Сильвии о разбитой жизни брата, об ужасе всего того, что случилось с ним, о его невероятных мучениях, но не сделал этого, ибо в его мозгу мелькнули слова Эшли и его мнение о Сильвии.

Они приблизились к отелю, около которого царило обычное оживление: между столиками на террасе суетились лакеи, разнося коктейли и опуская желтые и белые шторы, чтобы защитить присутствующих от косых лучей заходящего солнца.

— Мне кажется, я вижу маму, — сказала Сильвия. — Пойдемте, я представлю вас.

Родней мысленно измерил пространство, отделявшее его от леди Дин — еще достаточно далеко, чтобы распрощаться с Сильвией и не показаться невежливым.

— К сожалению, не могу сейчас, я очень тороплюсь, — извинился он. — Если вы позволите, в другой раз…

Отъезжая, он заметил необычайно красивую женщину, которая, как ему показалось, несколько лениво позвала:

— А, Бит, как раз вовремя, к чаю!

Кем бы ни был ее отец, мать казалась вполне приличной, если судить по внешнему виду.

Никто не мог бы отрицать, что девушка необычайно привлекательна.

«Я никогда не видел подобной кожи, — подумал Родней. — Честное слово, она — самое очаровательное создание, которое я когда-либо встречал».

Он упрямо сжал губы и прищурил глаза; погруженный в глубокую задумчивость, он медленно двигался вперед.

Мысли лениво плелись в его мозгу… Придется обосноваться, в конце концов, устроиться, как хочет Эшли… сделать то, о чем тот всегда говорит ему…

Глубоко вздохнув, он вспомнил вдруг о замке Рентон. Как там теперь должно быть хорошо! Все в цвету, а разбитый по датскому образцу сад с клумбами редкостных тюльпанов представляет из себя настоящую вакханалию ярких красок… Старый садовник Смайлс — мастер своего дела.