Дей Дерфин - Возвращение Флоран

— А в нашем случае где он квартировал? — развеселилась Флоран.

Она с жалостью смотрела на отца Климента — ей так не хотелось, чтобы он уезжал. И сейчас, стоя в зале аэропорта, за пару минут до отлета она ощутила это с новой силой.

— Не знаю, я и сам не понимаю, — вздохнул отец Климент. — Может, в той самой газете, которую случайно прочла Лесли Салливан?

Флоран не хотела об этом вспоминать. Ей до сих пор было стыдно — ведь она не сдержалась, ударила подругу. Это же грех, большой грех!

— А что было в той газете? — спросил Рид.

Отец Климент помолчал, прислушиваясь к объявлению диктора. Нет, это пока что не его рейс.

— Кто-то из журналистов написал, что Грегори Рейд наживается на своих рабочих, не вовремя выплачивает им зарплату.

— Это неправда! — Флоран вспыхнула. — В этом был виновен Альберт. Он проиграл деньги на бирже и не смог рассчитаться с рабочими. А отец с матерью как раз и летели улаживать тот конфликт.

Впрочем, как выяснилось в процессе следствия, дядя Альберт в смерти родителей виновен не был. Организаторами оказались Мэри и Макдуган. Они привлекли к делу Джона Пиколя, который подделал завещание. А дядя Альберт и сам все принял за чистую монету. Расчет Мэри и Макдугана был прост — Альберт скоро сопьется и умрет. А может, они хотели помочь ему в этом деле. Тогда все состояние перешло бы в руки Мэри и ее очередного мужа Сэма Макдугана.

— С этого все и началось, — сказал отец Климент. — Что ж, мне пора. — Он поднял с пола рюкзак, закинул его на плечо.

Теперь Флоран и Рид точно знали, что в рюкзаке отца Климента лежит церковное одеяние, пара свечей, бритва, зубная паста, смена белья и старая, зачитанная до дыр Библия. Это был его джентльменский набор. С ним отец Климент путешествовал по миру. Правда, путешествовать удавалось не так часто — только в период летних каникул, когда девушки разъезжались по домам.

— Нет, — вдруг улыбнулся Рид, — я думаю, что Бог не столько здесь, — он прикоснулся рукой к груди Флоран, — а чуть ниже… — Его ладонь скользнула и замерла в районе живота.

— Получилось? — Отец Климент приобнял будущую мать. — Надеюсь, меня на крестины пригласите?

— Конечно! А вы и будете крестить! — заверила его Флоран. — Ведь малыш обязательно будет учиться в том же колледже, где училась мама.

— А вот и объявили мой рейс, — сказал отец Климент. — Пора. — Он еще раз обнял Флоран, Рида, помахал им рукой и пристроился в хвост очереди.

— Привет матушке Сильвии, Лесли, девочкам! — крикнула Флоран.

— Передам! Обязательно передам!

Он оглянулся, махнул рукой и скрылся в раскрытых дверях. Флоран и Рид постояли у окна, глядя на разноцветные огни взлетной полосы. Циклоны кончились, самолеты теперь летали точно по расписанию.

Они неторопливо направились к выходу.

— Фло, а чем мы займем пассажиров во время полетов? — спросил Рид. — Ведь у нашей авиакомпании должен быть свой подход к обслуживанию пассажиров.

— Будем поить их фирменным кофе и раздавать романы о любви. Или вот это! — Флоран сунула руку в сумочку, достала толстую кипу писем. С некоторых пор она всегда носила их при себе.

— И охота тебе таскать их в сумке! — засмеялся Рид. — Ведь я рядом, так что в любой момент могу повторить все, что там написано.

Они сели в машину. Отсюда было видно, как в небо поднимается самолет за самолетом. Один из них уносил отца Климента, который так много сделал для их счастья.

— А все-таки отец Климент ошибался.

— В чем? — спросил Рид, не глядя на Флоран: он выезжал на трассу и дожидался, когда можно будет влиться в бесконечный поток машин.

— Бог нашей любви жил не в той статье! — Флоран задумчиво смотрела перед собой.

— А где?

Флоран ответила не сразу — положила на колени сумку, вынула пачку потертых писем, достала конверт.

— А вот послушай! И все поймешь.

Она начала читать. Вначале медленно, нараспев, но с каждым словом, с каждой фразой все торжественнее и вдохновенней.

«Моя дорогая Флоран! Я никогда и ни у кого не видел таких прекрасных глаз, как у тебя! Это нечто волшебное, глубокое, сравнимое разве что с бархатом южной ночи. Я утопаю в них, как в колодцах с живительной водой, которую хочется пить маленькими глотками. Когда-то, когда я буду богат и независим, я поставлю памятник твоим глазам — два сияющих маяка во тьме расступающейся ночи. Потому что по-другому я не могу выразить свою любовь к тебе, восхищение твоим сердцем, твоим мужеством и нежностью».

Они мчались сквозь ночь. Флоран читала и читала, и ничто не могло ее остановить. Потому что это были слова настоящей любви, любви, прожигающей ночь, бескорыстной, глубокой и чистой, словно только что выпавший рождественский снег.