Кристин Лестер - Поцелуй на берегу

Николь казалось, что, кроме этого скрипучего чужого голоса, вокруг не осталось ничего. Сердце ее бешено стучало, руки стали ледяными, она не чувствовала стула под собой, не чувствовала, что на плече висит сумка, что пальцы судорожно сжимают диктофон… А отец продолжал говорить:

— Потом появилась эта стерва Беатрис… Ты не знаешь этой истории…

— Знаю.

— Не знаешь! Она нашла мои записи, когда я умудрился раскопать кое-что из вещей Патрика. Они могли бы вывести меня на след денег. Беатрис взбесилась и все уничтожила: все контакты, все координаты… она как с цепи сорвалась. Сказала, что не позволит всяким проходимцам отнять золото ее предков… Все были помешаны на них, Николь! Все!.. Хотя почему «были»?.. Все истории, которые случаются вокруг этого рода, так или иначе связаны с поиском огромных сокровищ полковника. Все с этого началось и, поверь мне, когда-нибудь этим закончится.

— Неужели денег так много? — тихо проговорила Николь.

Отец изобразил подобие улыбки:

— Да, на них можно купить какое-нибудь небольшое государство типа Люксембурга… Или Луну.

Он засмеялся странным, каркающим смехом, Николь никогда не слышала, чтобы отец так смеялся.

— А как же ребенок Беатрис?

— Ах, да брось ты! Какой ребенок?! От кого она родила, я даже не знаю.

— То есть между вами ничего не было? — с облегчением спросила Николь.

— Я не хочу врать тебе… Но ребенок точно не мой. Да и она приплела его только потому, что хотела отомстить. Она разозлилась на меня, что я не стал делиться с ней добытой информацией. Как любовница, она почему-то рассчитывала на это. Но вместо этого я бросил ее, и она разозлилась настолько, что все последующие годы стремилась растоптать, размазать и уничтожить меня любой ценой. В принципе разлад с твоей матерью целиком и полностью заслуга Беатрис.

— Но зачем она так?

— Ревность. К деньгам и к Сандре. Она думала, что я лишь пришлый аферист, вроде этого Берта Голдфилда. И что я явился в их семью лишь затем, зачем приходили многие, пока Мерисвейл не припрятал все понадежнее.

— Но ведь это не так?.. Папа, ты ведь не за этим пришел?

— Я уже сказал тебе, Николь. И за этим, и не за этим. Но меня оправдывает лишь то, что я любил твою мать. И любил по-настоящему. А потом после Беатрис… Во мне что-то как будто сломалось. Знаешь, так бывает — ты живешь одной мечтой, а, когда у тебя ее отнимают, жизнь превращается в ад… Потом я решил, что мне нужно самому богатеть и работать. Не так уж это и плохо, скажу я тебе. В последние десять лет у меня не осталось надежды разыскать золото полковника, но зато я научился сам стоять на ногах.

— А как же раньше? Откуда у тебя раньше были деньги? На холдинг и прочее?

— От твоей матери, конечно. Ну и немного моих собственных.

— О, папа! — Николь закрыла лицо руками.

Как много грязи! Как, оказывается, все непросто: даже в двадцать девять лет ты узнаешь об этой жизни омерзительные подробности, которые переворачивают все с ног на голову! Папа… Безупречный добрый папа, который в детстве казался ей чуть ли не святым, — такой же охотник за золотом, как и все вокруг!

— Не суди строго, Николь. Ты повзрослеешь и поймешь меня. Жизнь… Она, знаешь ли, заставляет иногда играть по своим правилам. И только дураки не подчиняются этому, до конца отстаивают моральные принципы. Дураки и идеалисты.

— В детстве ты учил меня, что так и надо, — медленно произнесла Николь, глядя в одну точку.

— В детстве… Мало ли что было в детстве! Я и сам когда-то верил в это. А потом понял другое. Не надо противостоять судьбе, если она ломает тебя, нужно лишь немного пригнуть голову. А то потом, когда придет хорошее время…

— А если не придет?

— Я же сказал: решать тебе. Простишь ты меня или нет — это твой выбор. Я свой сделал тридцать лет назад. — Отец закрыл глаза. — Эта история поглотила меня и сожрала. Деньги полковника, словно кровавый бестелесный монстр, питаются человеческими душами и судьбами. Вот и моя, кажется, попала в эти тяжелые жернова… Все. Больше я ничего не скажу.

Отец замолчал, тяжело дыша. Последние слова дались ему слишком трудно: он все время останавливался и переводил дыхание. Николь едва понимала, что происходит: до того ее ошеломил рассказ. Воспоминания, разговоры, слышанные когда-то загадочные фразы насчет этого наследства, теперь бессвязными кусками всплывали у нее в голове. Но вместе с ними, ничего не значащими для нее картинами жизни, заполняя и затмевая собою все остальное, росло чувство обиды: как же отец мог так поступить?

— Уф, как же полегчало, ты не представляешь, — снова раздался его голос. — Теперь можно со спокойным сердцем умереть.

— Папа, а почему ты не хочешь рассказать обо всем этом маме? Тебе не кажется, что она имеет право знать?

— Может, и имеет. Но ей уже это не интересно. Да ей и никогда не было интересно. Деньги нужны ей, чтобы тратить их на молодых мальчиков и на наряды. Больше Сандре не надо ничего… А может, она и права? Зачем в сущности эти миллионы? От них лишь одни проблемы.

— Да уж, это точно.

Они немного помолчали.

— Папа, — осторожно заговорила Николь. — А зачем ты рассказал эту историю именно мне?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ну… Дело ведь не только в исповеди…

Он покосился на нее озорным глазом:

— Ишь ты! Все-таки есть в тебе крупица здравого смысла. Верно, не только в исповеди.

— А в чем еще?

— Ну отчасти в том, что я хотел тебя предостеречь. Не вздумай поддаваться на провокации этого Голдфилда-Мерисвейла. Вероятнее всего, он захочет жениться на тебе, но ты теперь знаешь, что вовсе не для того, чтобы вернуть долг предков. Еще. Если ты услышишь от него о Форт-Лодердейле, это тоже знак опасности.

— Форт-Лодердейл? Чем тебе не угодил этот милый курортный городишко?

Отец немного помолчал, потом сказал:

— Просто деньги полковника первый раз всплыли именно там, когда он с семьей жил при своей войсковой части в форте. И именно с этих пор за ними почему-то начали особенно энергично охотиться… Думаю, наш дедуля прихватил чье-то золотишко на войне… Впрочем, не буду гадать.

— Но он жил в Новом Орлеане. При чем здесь этот Лодердейл?

— Это потом они переехали в Орлеан. А сначала жили там… Подожди, я хотел сказать тебе о другом. Смотри, чтобы вокруг тебя не вертелись молодые люди, интересующиеся твоей родословной: они тоже все охотники за золотом. И не думай видеть в каждом из них прекрасного принца.

— Ты боишься, что я выйду замуж не за того? Папа, мы миллион раз говорили с тобой на эту тему.

— Не зли меня, Николь! — Глаза отца гневно сверкнули. — Ведь мне нельзя волноваться!

— Ну хорошо, хорошо. Что ты хотел еще?

— Я хотел, чтобы ты вышла замуж не за какого-нибудь оборванца, как всю жизнь мечтала, а за человека солидного…