Джейн Харри - Страстный призыв

Эдвин легко спрыгнул на землю и повел к конюшне красивого гнедого жеребца.

— Готовишься к побегу, Джоанна? — поддразнил он. — Я бы не советовал тебе выбирать Селестину, она через пару километров все равно повернет к дому.

— Спасибо за предупреждение, — спокойно отозвалась Жанет. — Я пока еще никуда не собираюсь.

— И больше ты ничего не хочешь мне сказать? — нахмурился Эд. — Неужели встреча с матерью для тебя ничего не значит?

— Разумеется, значит, — неохотно ответила она. — Просто я не могу понять, каково это — бросить собственного ребенка. Как могла она жить все эти годы, даже не подав мне никакого знака?

— Господи, как же мало ты знаешь! — В его глазах мелькнуло сожаление. — Жером! — позвал он.

Из пустой конюшни вышел маленький кривоногий человечек, вероятно, бывший жокей, и, кивнув девушке, взял за повод жеребца. Эдвин снова повернулся к Жанет.

— Пойдем со мной, дорогая сестричка, — язвительно сказал он. — Я тебе кое-что покажу.

— Нет! — отступила она, — это наше личное дело. Мы с матерью сами разберемся.

— Разве ты забыла, что я тоже некоторым образом в этом замешан?

Эд легко подтолкнул ее в спину к сеновалу в углу двора.

— Куда мы идем? — испуганно спросила Джоанна.

— Да уж не кувыркаться в сене! — холодно ответил он. — Этой ошибки я не повторю.

— Хорошо, что хоть этого мне не нужно бояться!

Они поднялись по деревянной лестнице. От запаха масляных красок и скипидара защекотало в горле. Большая стена мансарды была стеклянной. Яркий солнечный свет заливал все вокруг, отражаясь в светлых, покрытых прозрачным лаком досках пола. Вдоль другой стены стояли подрамники с натянутым холстом, на мольберте — незаконченный пейзаж.

Джоанна с невольным вздохом огляделась вокруг.

— Твой отец устраивал моей матери мастерские везде, где они жили?

— Да, — лаконично прозвучало в ответ.

— Тогда все ясно. Она оставила меня, чтобы обрести свое я. Не слишком ли дорогая плата? — горько спросила Жанет с дрожью в голосе.

Эдвин тихо выругался.

— Вообще-то я человек мирный, — сказал он, едва сдерживаясь, — и в жизни никого не ударил. Но сейчас испытываю огромное желание отшлепать вас, мисс Остер!

Она одарила его сияющей улыбкой.

— Весьма неразумно, мистер… э… Беллоуз, или как вас там… — Она снова огляделась вокруг. — Думаю, ты привел меня сюда не за этим?!

— Да. Правда, не знаю, поможет ли это. Ты ведь не способна на уступки, Джоанна.

— Нужно было рассказать мне все тогда, в Кронберри Корнерс. Но, кажется, ты хотел других уступок…

Его рот сжался, на скулах заходили желваки.

— Я уже сказал, что сожалею об этом. Или ты хочешь, чтобы я ползал перед тобой на коленях? Давай лучше признаем, что от избытка вина и лунного света мы совершили обоюдную ошибку.

— Обоюдную? — вскинула подбородок Жанет.

— Именно! — с ударением сказал он. — Ты хотела меня так же, как я тебя, и не пытайся убедить меня в обратном.

— Ты мог бы намекнуть, что мы в какой-то мере родственники!.. — увела она разговор от скользкой темы.

— Это не имело никакого значения. Ты еще была вместе с отцом — и на работе, и дома. Я ничего не мог сказать, не посоветовавшись с Джейн.

— Это действительно было так необходимо?

— Да, — сказал Эд и снова повторил, — да!

Он подошел к стене и, встав на колени, начал переворачивать холсты.

— Иди сюда, посмотри!

Жанет неохотно присела на корточки рядом с ним.

— Да это же Роз Хаус! — удивленно воскликнула она. — И это! Один и тот же пейзаж…

— Смотри внимательнее, и ты увидишь, что они все разные.

— Да. — Девушка, нахмурив брови, всматривалась в картины. — Теперь вижу. Вот здесь детская коляска, а здесь — ребенок: маленькая девочка играет с собакой, а там — та же девочка с пони…

Джоанна вдруг все поняла, и голос ее замер.

— А вот здесь она в школьной форме, а здесь — совсем взрослая, — продолжил за нее Эдвин.

— Господи, — простонала Жанет, — неужели это я?..

— Да. Для Джейн это был единственный способ общаться с тобой: представлять тебя в той жизни, где для нее нет места. — Голос его потеплел. — Не было дня, чтобы она не думала о тебе. Ты должна знать это и верить ей.

— Если она была вынуждена уйти, — хрипло прошептала Жанет, — то почему не забрала меня с собой?

— Она пыталась, — сказал Эдвин. — И когда поняла, что больше не вынесет придирок, упреков, унижений, положила тебя в корзинку-колыбельку и однажды на рассвете покинула дом, оставив твоему отцу записку, что дает ему развод. Она хотела спрятаться у своей няни, Флосси Филч, и пробиралась окольными дорогами через лес. Но Герберт все же догнал ее на своей машине и вынудил свернуть с дороги…

Жанет вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Машина врезалась в дерево, — продолжал рассказывать Эдвин. — Джейн потеряла сознание. Ее привел в себя твой плач. Рядом с машиной стоял Герберт и держал в руках колыбельку. — Эдвин горестно покачал головой. — Твоя мать говорила, что до самой смерти не забудет ни его голоса, ни выражения лица, ни того, что он сказал тогда. Она так часто повторяла эти слова, что я запомнил их наизусть. «Можешь идти, Джейн, — сказал Герберт, — и будь ты проклята! Мне не нужна такая жена. Но ребенка ты не получишь! Ты легко отделалась, но если вернешься за дочерью, я тебя уничтожу, ты меня знаешь! С этого момента ты для меня — умерла!»

— Господи! — Жанет, обхватив голову руками, раскачивалась из стороны в сторону. — Как он мог?

Но этот вопрос был скорее риторическим, потому что она уже слишком хорошо знала, на что способен ее отец. Не потому ли и она — на счастье или на горе — оказалась теперь здесь?

Эдвин продолжал:

— Джейн молча смотрела, как он уезжает, увозя тебя с собой. Ошеломленная, она не могла двинуться с места, чтобы остановить его, прекрасно понимая, что Герберт сдержит свое слово. Твоя мать всю жизнь страдала, упрекая себя за трусость, за то, что не помешала мужу отнять у нее любимое дитя.

— Это была не трусость, — с болью в голосе вдруг откликнулась Жанет, — а инстинкт самосохранения. Поверь мне, уж я-то знаю, что за человек мой отец!..

Эдвин обнял ее за плечи и повернул к себе.

— Почему ты убежала от него, Дженни?

Это прикосновение отозвалось во всем ее теле, голова сладко закружилась. Воздух стал вдруг густым и будто переливался вокруг нее, как ртуть. Жанет смотрела на смуглое лицо Эда и вспоминала, вспоминала… его рот, жаркое тело, глаза, затуманенные желанием… Сейчас в нем не было страсти, только бесконечная нежность, проникающая в самые сокровенные тайники ее души и растапливающая лед одиночества. Джоанне так хотелось сказать ему о ребенке, приложить его руку к своему животу, чтобы он почувствовал зародившуюся в ней новую жизнь… Но это было невозможно! Теперь он вряд ли обрадовался бы такой новости…