Анна Брон - Впервые

Через полчаса Лорен предстояло во второй раз войти в особняк на Гросс-Пойнт, и воспоминания об унизительном уик-энде в этом элегантном доме четырнадцать лет назад вновь полезли ей в голову, как она ни старалась этому сопротивляться. Лорен даже передернуло от отвращения.

Впрочем, в первый день было неплохо. По крайней мере, она провела его почти в полном уединении. Самое ужасное началось на второй день посла ланча. Картер, сын Уитвортов, которому тогда было лет тринадцать, неожиданно появился в дверях спальни и объявил, что его мать приказала ему увести Лорен из дома, так как она ожидает гостей и не хочет, чтобы они ее видели. С этой минуты и до конца дня Картер унижал и пугал Лорен, как только мог.

Мало того, что он называл ее четырехглазой, потому что она носила очки, так он еще ее отца, профессора Чикагского университета, называл учителишкой, а мать, известную пианистку, тапершей.

Показывая Лорен сад, он как бы случайно толкнул ее прямо на колючие розовые кусты. Через полчаса, когда Лорен переодела свое испачканное и порванное платье, Картер сделал вид, что искренне просит у нее прощение, и предложил показать ей собак.

Он так раскаивался и так горел желанием пойти к собакам, что Лорен подумала, может быть, он и вправду случайно толкнул ее.

— У меня тоже есть собачка, — с гордостью проговорила она, стараясь не отставать от него, когда он решительно зашагал через газон. — Ее зовут Пушистик. Она вся-вся беленькая, — промямлила Лорен, обратив внимание на колючую проволоку, венчающую высокую десятифутовую изгородь.

Заметив двух доберманов, она просияла.

— У моей подружки тоже доберман.

Картер тем временем отодвинул тяжелый засов.

— Он все время хочет играть с нами. И знает несколько трюков, — радостно сообщила Лорен.

— Эти тоже знают трюки, — странным тоном произнес Картер и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить Лорен вперед.

Ничего не подозревая, Лорен шагнула внутрь.

— Эй, собачки, — ласково проговорила она, подходя к настороженно молчавшим животным.

Когда она протянула к ним руку, то услышала сзади звук захлопнувшейся калитки.

— Взять ее! Взять! — приказал Картер.

Обе собаки напряглись и, обнажив белые клыки, с рычанием стали приближаться к насмерть перепуганной Лорен.

— Картер! — закричала она и начала отступать, пока не прижалась спиной к изгороди. — Что с ними?

— На твоем месте я стоял бы неподвижно, — насмешливо ответил Картер из-за изгороди. — Если пошевелишься, они вцепятся тебе в горло и перегрызут сонную артерию.

И он пошел прочь, что-то весело насвистывая на ходу.

— Не оставляй меня! — кричала ему вслед Лорен. — Пожалуйста, не оставляй меня!

Через тридцать минут, когда на нее случайно натолкнулся садовник, Лорен уже не кричала. Она истерично всхлипывала, не сводя глаз со скалящихся и лающих собак.

— Выходи оттуда! — сердито приказал садовник, отпирая калитку. — Что это ты тут делаешь? Злишь бедных животных?

Он схватил Лорен за руку и буквально вытащил наружу.

Когда калитка захлопнулась, его бесстрашие оказало свое действие на Лорен, и она почувствовала, что опять в состоянии говорить.

— Они хотели перегрызть мне горло, — прошептала она, и слезы потекли по ее щекам.

Садовник внимательно посмотрел на перепуганную девчушку с синими глазами, и раздражение в его голосе сменилось искренним сочувствием.

— Они бы тебя не тронули. Эти собаки обучены поднимать тревогу и отпугивать незваных гостей. А кусаться, они не кусаются.

Остаток дня Лорен провела лежа на кровати и придумывая планы кровавой мести. Ей бы очень хотелось видеть Картера на коленях, молящим о пощаде, но она и сама понимала, насколько несбыточны ее мечты.

К тому времени, как мама пришла за ней, чтобы вести на обед, Лорен уже смирилась с тем, что ей придется поступиться своей гордостью и сделать вид, будто ничего, совсем ничего, не произошло. Не было никакого смысла рассказывать маме о Картере, потому что Джина Дэннер как итальянская американка питала, подобно всем итальянцам, глубокие и искренние чувства к любой родне, даже самой дальней, которую она никогда прежде не видела и не собиралась видеть в будущем. Она бы никогда не поверила в злые намерения Картера, решив, что мальчик просто-напросто играл в свои мальчишеские игры.

— Хорошо провела день, родная? — спросила мама, когда они уже спускались по лестнице, направляясь в столовую.

— Да, все в порядке, — пролепетала Лорен, уговаривая себя сдержаться и не бить Картера, даже если подвернется такая возможность.

Когда они уже входили в столовую, к ним подошла горничная и сообщила, что звонит мистер Роберт Дэннер.

— Иди, я сейчас подойду, — сказала Джина дочери, наградив ее самой лучезарной из своих улыбок, а сама направилась к телефону, который стоял неподалеку на маленьком столике.

В дверях столовой Лорен помедлила. За массивным столом под сверкающей люстрой уже собралось все семейство Уитвортов.

— Я понятно объяснила этой Дэннер, что обед ровно в восемь, — говорила мать Картера мужу. — А сейчас уже две минуты девятого. Если она настолько непонятлива или невоспитанна, что не может прийти вовремя, то будем обедать без нее.

Она коротко кивнула дворецкому, который немедленно принялся разливать суп по тарелкам.

— Филипп, я, сколько могла, старалась быть терпимой, — продолжала миссис Уитворт, — но мне надоело принимать у себя в качестве гостей всяких бездельников. — Она повернула элегантно причесанную головку в сторону пожилой женщины. — Мама, это пора прекратить. Вы уже собрали достаточно материала для вашего фамильного древа.

— Если бы материала было достаточно, я бы больше никого не приглашала. Знаю, знаю, они плохо воспитаны и все мы ужасно мучаемся, но, Кэрол, тебе придется еще немного потерпеть.

Лорен стояла в дверях и сердито сверкала синими глазами. Одно дело, когда ей самой достается от Картера, но совсем другое, когда эти противные люди ругают ее красавицу-маму и самого талантливого на свете папу.

Вскоре подошла мама.

— Прошу прощения, что заставила вас ждать, — сказала она, беря Лорен за руку и входя в столовую.

Уитворты промолчали в ответ, дружно продолжая есть суп.

Неожиданно Лорен пришла в голову блестящая идея, и она, бросив короткий взгляд в сторону матери, которая расправляла салфетку, чтобы положить ее себе на колени, благочестиво наклонила голову, после чего сложила руки вместе и громким, нарочито детским голосом, произнесла:

— Милостивый Боже, мы просим тебя благословить хлеб наш. А еще мы просим тебя простить лицемерных людей, которые думают, будто они лучше, потому что у них много денег. Спасибо тебе, Боже. Аминь.